Его составление поручили молодому профессиональному статистику «Таймс» Джеральдин Кин (ныне Джеральдин Норман). Уилсон особенно жаждал получить индекс цен на картины импрессионистов. Поскольку именно в этой сфере живописи наблюдался самый впечатляющий скачок цен, «импрессионистский индекс» смотрелся бы очень недурно. Впрочем, главы отнюдь не всех отделений радостно согласились. Как вспоминает Норман, Кармен Гронау из отделения старых мастеров стала возражать против индекса. Однако Уилсон неумолимо продолжал настаивать на своем: «Придется уступить, Кармен. Вот, возьми бутылку виски. Распей вечерком. К утру мне нужен индекс». И утром индекс Уилсона уже ждал.

Специалисты выделили двенадцать секторов рынка, от старых мастеров и импрессионистов до мебели и фарфора. Индекс решили публиковать в «Таймс» раз в месяц, так чтобы он давал представление о ценах в каждом секторе.

Точкой отсчета выбрали конец 1950-х гг., приравняв уровень индекса к ста пунктам. «Таймс» печатала его с 1967 по 1971 г. Каждый раз обнародование индекса цен на картины импрессионистов сопровождалось всплеском ликования, однако прочие сферы обнаружили определенную неустойчивость. Тем не менее за четыре года своего существования индекс, с точки зрения обывателя, показал, что именно «Сотби» (и Питер Уилсон) – истинный двигатель арт-рынка.

Пока вы поддерживали и слушались его, он относился к вам очень тепло. Но стоило скрестить с ним шпаги, и его гнев не знал пределов. Каждый, кто видел, как он выходит из себя, никогда этого не забудет: побелев от ярости, он брызгал слюной. Коллег по «Сотби», безрассудно не согласившихся с ним в чем-либо, он клеймил как изменников и «ссылал в Сибирь». Находились и те, что испытывали неловкость, когда он требовал совершить нечто не совсем законное. В мае 1970 г. первая работа Энди Уорхола, выставленная на аукцион, «Банка супа с отклеившейся этикеткой» якобы была продана «Сотби» в Нью-Йорке за шестьдесят тысяч долларов. Однако значительно позже выяснилось, что и имя покупателя, и цена – чистейшей воды вымысел, и тут была совершена не совсем честная сделка в рекламных целях. «После каждых торгов мы уединялись с Питером Уилсоном, – вспоминает Фиона Форд из тогдашнего пресс-бюро „Сотби“, – и узнавали от него, о чем на сей раз надлежит лгать».

В 1974 г. Уилсону представилась новая возможность поэксплуатировать представление публики об арт-рынке как сфере неуклонного роста и процветания. В период бешеной инфляции и падения курса обыкновенных акций Пенсионный фонд Британских железных дорог решил вложить три процента своих активов в предметы искусства и обратился за советом к «Сотби». Кажется, Уилсон не зря тратил время и силы, выступая по телевидению и проповедуя инвестиции в искусство; наконец-то его труды были вознаграждены, и вознаграждены с лихвой. Впрочем, если он полагал, что сумеет распорядиться этим проектом по своему усмотрению, его ожидало разочарование. Анна Мария Идлстейн, которую Уилсон назначил консультантом Пенсионного фонда, хотя и сама служила на «Сотби», оказалась весьма решительной, смогла противостоять его настойчивому влиянию и сохранить свою независимость. Пенсионный фонд, разумеется, стал покупать предметы искусства на «Сотби», но не ограничился сотрудничеством с ним одним. Кое-что он приобретал на «Кристи» и у арт-дилеров. В целом замысел Пенсионного фонда Британских железных дорог был весьма успешным. Примерно за двадцать лет сорок миллионов фунтов вложений превратились в сто семьдесят миллионов фунтов прибыли. Хотя торги, на которых продавались купленные железнодорожниками предметы искусства, состоялись уже после смерти Уилсона, он, несомненно, испытал тихую, блаженную радость, взирая на распродажу из потустороннего мира.

Подобно всем авторитарным режимам, правление Уилсона пережило расцвет, познало закат и встретило печальный конец. В 1970-е гг. его постигала одна неудача за другой. Первым актом драмы стали злосчастные сигареты «Сотби». Чтобы поддержать фирму, требовались деньги, и некурящий Уилсон продал свой бренд за сто тысяч фунтов табачной компании «У. Д. энд Г. О. Уиллс». Однако это рискованное, граничащее с авантюрой предприятие неожиданно вызвало бурные, громогласные протесты его собственных сотрудников и навсегда испортило его отношения с советом директоров. К тому же и сигареты компания «Уиллс» выпустила так себе. Другой авантюрной схемой стала афера Стивена Хиггонса. Хиггонс был парижским дилером, и «Сотби» снабжал его деньгами для покупки картин и скульптур в Париже (зачастую цены даже на знаменитые произведения искусства были там ниже, чем в Англии) и последующей отправки на лондонские и нью-йоркские торги «Сотби». Так возник канал прибыльных поставок, но бухгалтерия у Хиггонса велась весьма и весьма прихотливо. Более того, в ней царил хаос. Никто не знал точно, сколько денег выделили Хиггонсу авансом на протяжении многих лет. Разбор «завалов», оставленных Хиггонсом, был лишь одним малым бедствием из целой череды испытаний, обрушившихся на тех, кто силился установить на «Сотби» подобие финансовой дисциплины в 1970-е. Это оказалось непросто, а Уилсону попытки контролировать его правление и траты пришлись весьма не по вкусу, ведь они втайне ставили под сомнение его методы.

Уилсон переманил из банка «Варбург» Питера Спиру, не обсудив предварительно свой выбор с советом директоров. На Спиру была возложена обязанность превратить фирму в открытое акционерное общество, но если Уилсон вполне представлял себе финансовые выгоды этого шага, то никак не мог вообразить усилия, муки и терзания, которые для этого потребуются. Спире предстояло заняться чрезвычайно неблагодарной задачей, ничуть не менее пугающей, чем если бы его забросили с парашютом в логово мафии и поручили очистить ее ряды изнутри. В глазах Уилсона «Сотби» являл нечто вроде швейцарского банка в старом стиле, помогающего избежать уплаты налогов, обойти ограничения на экспорт, сокрыть завесой тайны сделки, и все это в интересах клиентов, но прежде всего в интересах самого «Сотби», который как ни в чем не бывало одну за другой поглощал гигантские порции комиссионных от этих же сделок.

Так о несокрушимый утес «Сотби» разбивалась одна волна финансовых директоров за другой, их залучали в надежде, что они наведут хоть какое-то подобие порядка в расстроенных финансовых делах аукционного дома. Сначала пригласили специалиста по финансам и бухгалтера Германа Робинова, потом Спиру. Чем более они ограничивали свободу Питера Уилсона, тем яростнее он поносил их у них за спиной. Наконец, когда владычество Уилсона уже клонилось к закату, на «Сотби» обрушился Гордон Брантон, бывший исполнительный директор газетного концерна «Томсон». Однажды Уилсона спросили, что он думает о Брантоне. «Он очень способный, – отвечал Уилсон, – его достижения перечислены в „Кто есть кто“. Однако если вы посмотрите статью внимательно, то увидите, что он живет в Годалминге».

Впрочем, это не означает, что в 1970-е гг. сотрудники «Сотби» перестали веселиться и наслаждаться жизнью, как это было заведено при Уилсоне. Уилсон купил на юге Франции имение под названием Клавари и в 1975 г. в Монте-Карло со всеми удобствами провел торги «Сотби» фактически у себя на пороге. Однако он хорошо продумал свой план: организация аукционов в Монако позволила «Сотби» проникнуть на французский рынок, избежав мучительных юридических ограничений, которые существовали в остальной части Франции. Потому Уилсон вновь устроил целый ряд блестящих торгов, призванных обеспечить рекламу аукциону и запустить привычный механизм продаж. Сначала с молотка ушла восхитительная коллекция Ротшильдов, затем в здании железнодорожного вокзала Монако были проданы несколько старинных спальных вагонов, чудесных образцов рельсового транспорта прошлого. Их продажа сопровождалась гигантской рекламной кампанией, цены взлетели до небес, однако прибыль «Сотби» оказалась весьма скромной. Впоследствии, тоже в 1970-е гг., в Лондоне прошли еще двое важных торгов, которые, как стало понятно задним числом, сделались лебединой песней Уилсона. Это была распродажа предметов из имения лорда Розбери Ментмор-Тауерз, основанного известным коллекционером Мейером де Ротшильдом. Состоялась она в 1977 г. прямо в замке. На вторые торги выставили превосходную коллекцию швейцарца Роберта фон Хирша. Уилсон был знаком с фон Хиршем через своего старого друга Ришара Дрейфуса, пасынка коллекционера. Поэтому Уилсон на протяжении 1960-х гг. неоднократно посещал дом фон Хирша и заново оценивал его собрание. В 1977 г. фон Хирш умер, и «Сотби» удалось заполучить его коллекцию и выставить ее на продажу.