Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чарли не знал этого, но мог выглянуть в окно (находясь на безопасном расстоянии в три шага от последнего) и увидеть несколько десятков ярких точек, передвигавшихся в парке внизу. Они были взрослыми особями или казались такими. Если принять во внимание, что смена поколений у людей происходит примерно раз в тридцать лет и если они не откладывают икру как лососи, причем со стопроцентной выживаемостью, то, совершенно очевидно, что мутация происходила очень долго. Даже, если не принимать в расчет их технологию: какой период необходим, чтобы устранить все недостатки такой конструкции, как Первый Научный блок?… На этот вопрос было гораздо труднее ответить. Вспомнилась реклама в журнале, где перечислялись десять вполне обыденных предметов из списка покупок в магазине: алюминиевая фольга, мазь на основе антибиотика, фасованное молоко и тому подобное. Реклама утверждала, что еще двадцать лет назад этих товаров не существовало. В середине двадцатого века транзистор заменил электронную лампу, затем вместо транзистора появился туннельный диод, за десять лет искусственный спутник Земли из области фантастики превратился в привычное устройство, передающее сигналы с обратной стороны Солнца. Может, и он, Чарли, так же смешон, как и та дама из Вест-Индии на эскалаторе? Вместе с тем, не следует забывать, что и первый эскалатор в ее жизни, каким бы странным он ей не казался, был создан в ее бытность.
Надо остановиться на этом, сказал себе Чарли. Не надо слишком удивляться. В мое время жило множество людей, которые даже не предполагали, что технический прогресс — это не восходящая прямая линия, а геометрическая кривая, напоминающая трамплин для прыжков с лыжами. Эти запутавшиеся мыслители всегда страдали приступами консерватизма, судорожно хватаясь то за одну уходящую в прошлое вещь, то за другую в надежде все же сохранить ее или вернуть назад. Конечно, это не был консерватизм в чистом виде — просто неосознанное желание сохранить старое доброе время, когда можно было предвидеть, что произойдет завтра, а может, и на следующей неделе. Не в силах получить полную картину происходящего, они старались концентрировались на мелочах, замыкаясь в микромире, а затем оказывались в тупике, когда совокупность изменений в мелочах меняла окружающий мир. Что ж, он, Чарли Джонс, не притворялся высоколобым мудрецом, но всегда понимал, что прогресс — динамический процесс, и нужно бежать в ногу с ним, слегка наклонившись вперед, как будто стоишь на доске для серфинга, а если будешь ставить ноги на полную ступню, то упадешь и утонешь.
Чарли снова выглянул в окно, где маячил Первый Научный, невероятный изгиб которого словно иллюстрировал его мысли. Уж слишком необычно надо изгибаться, чтобы поспеть за таким развитием, сказал он себе… и Чарли вернулся ко второму вопросу.
Нельзя терять времени, размышляя о том, как это произошло: каким именно образом он, Чарли Джонс, на двадцать седьмом году жизни, был выхвачен из мира истоптанных деревянных ступенек между вторым и третьим этажами дома номер шестьдесят один по Тридцать Четвертой Норт Стрит. Как это вопрос их технологии, и он не сможет этого понять. Он может лишь надеяться узнать, как это было проделано, но не в состоянии прийти к этому путем умозаключений. А вот, что он должен понять — почему?
При этом возникают некоторые затруднения. Он имеет основания предположить, что транспортирование его в этот мир являлось крупным и важным мероприятием — это, несомненно, так. Манипулирование с пространством и временем едва ли можно назвать безделицей. Таким образом, необходимо обдумать: почему был совершен этот крупный и важный шаг? Иначе говоря, что этот шаг дает Лидому?… Может, это просто испытания нового оборудования — разработка перешла в стадию натурных испытаний? Или же, им необходим был образец, любой представитель старого мира как раз того исторического периода и пространства, где находился Чарли? Вот они и закинули сеть и вытащили его, Чарли Джонса. А, может, они хотели получить именно Чарли Джонса и никого иного, вот его и выдернули. И вот именно этой последней версии, логически менее всего вероятной, Чарли и был склонен поверить скорее всего. Итак, вопрос номер два свелся к вопросу: почему именно меня?
Затем логически следует третий вопрос: Как они хотят его использовать? О, Чарли Джонс имел свои недостатки, но он был способен и трезво оценить свои положительные стороны. Его выбрали не за красоту, силу, интеллект — в этом он был уверен, зная, что лидомцы могли найти лучших кандидатов по всем статьям, не выходя из квартала, где жил Чарли. Вряд ли его выбрали за какой-нибудь специальный навык. Чарли, бывало, говорил о себе, что он не бродяга только потому, что все время работает, а, может, он все-таки и есть бродяга. Школу он бросил в десятом классе, когда мать заболела, и так и не вернулся туда. Ему пришлось заниматься продажей женского белья, холодильников, пылесосов и энциклопедий, разнося их по домам, он работал в ресторане на кухне, лифтером, пудлинговщиком на сталелитейном заводе, был моряком, зазывалой на аттракционе, водил бульдозер, работал корректором в типографии и репортером на радиостанции. В промежутках между периодами постоянной работы он мыл грузовые тягачи, продавал газеты, разносил по домам рекламные листки, красил автомобили, а однажды на Всемирной торговой ярмарке зарабатывал себе на жизнь, размазывая яичницу-глазунью по тарелкам и доказывая через минуту, что посудомоечная машина легко смывает ее. Чарли всегда читал все подряд, без разбора, ему было легко говорить с людьми, он мог поддержать любую тему. Эрудиция у него была широкая, но в ней было и много зияющих пробелов, что иногда было очевидно даже по его речи — он использовал слова, которые вычитал в книгах, но никогда не слышал, как они произносятся, и потому говорил с ошибками.
Итак, Чарли был типичным средним американцем, поэтому его и выбрали для транспортировки в Лидом. Но и этот вопрос содержал в себе ряд проблем.
Собирались ли они использовать