Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она почему-то вдруг подумала: а может, они вообще пришли не туда?
– Ничего-ничего. – Он сжал ее руку. – Ты что думала, тебя тут хлебом-солью выйдут встречать? Не в этом же дело…
Когда очередь дошла до Лизы, регистраторша вспомнила:
– Да, мне говорили… Идите, девушка, в смотровую и ждите, сейчас врач придет. Переоденьтесь только, куда вы пошли в сапогах!
Лиза переоделась в соседней комнате, поеживаясь от холода, и отдала сумку с одеждой Арсению.
– Ну, я пошел? – сказал он. – Все равно туда меня не пустят. Я ей позвоню с работы и все узнаю. А потом я тебя встречу и одежду принесу. Ты не волнуйся, Лизушка, и ничего не бойся, все будет о’кей!
Он поцеловал Лизу, и она почувствовала, какое облегчение было в этом поцелуе.
Лиза ненавидела больницы: ее пугала безнадежность больничной обстановки, и ей сразу казалось, что, попав в этот унылый мир, она уже никогда не выберется из него. Склиф оказался исключением, потому что там она думала только об Арсении. А здесь была к тому же гинекология, которой Лиза вообще боялась…
В коридоре стояла каталка, покрытая простыней в бурых въевшихся пятнах. Женщины в казенных халатах ходили по коридору – осторожно и медленно. У некоторых из них животы уже были большими, заметными, и Лиза удивилась: а они-то что здесь делают?
Она нашла смотровую и, никого там не обнаружив, села на стул у двери.
– Ты чего ждешь? – тут же спросила ее немолодая женщина с большим животом, вышедшая из палаты напротив.
– Меня врач должен посмотреть, – пробормотала Лиза.
– Аборт пришла делать?
Лиза кивнула.
Женщина окинула ее презрительным взглядом. Лицо у нее было веснушчатое, рыхлое, с маленькими голубыми глазками.
– А-а! – равнодушно протянула она. – А я думала, сохраняться.
Не глядя больше на Лизу, она направилась к умывальнику мыть чашку.
Наконец появилась Софья Константиновна – высокая, элегантная дама в изящном белом халате.
– Вы от Арсения Долецкого? – спросила она. – Проходите, пожалуйста. Да-а, – сказала она, снимая резиновые перчатки. – Вам, девушка, сколько лет?
– Двадцать, – испуганно ответила Лиза.
– А похоже, что пять! Разве можно доводить до такого срока, раз уж собрались делать аборт? – Голос у Софьи Константиновны был строгий и даже раздраженный. – Ну, вот что мне прикажете с вами делать? – продолжала она. – Ни за что бы не взялась, если бы уже не пообещала Арсению. Тринадцать недель, не меньше – просто безобразие! Ладно, – смягчилась она, увидев перепуганное Лизино лицо. – Пойдите пока в четвертую палату, займите коечку. Вас вызовут.
Войдя в четвертую палату, Лиза увидела пятерых женщин, среди которых была и та, веснушчатая. Женщины сидели и лежали на застеленных кроватях, грызли яблоки, листали журналы и перебрасывались ленивыми фразами. При виде Лизы они замолчали.
– Ну, чего тебе сказали? – спросила веснушчатая. – Берут на аборт?
Лиза кивнула.
– Занимай тогда койку – вон та свободная. – Она указала Лизе на кровать у окна. – Ты сейчас расстели, потом не до того будет. И клеенку подложи, она под матрасом, а то загадишь тут все.
Лизу била мелкая дрожь, руки и ноги у нее похолодели. Наверное, она побледнела, потому что одна из женщин, молодая, с худым, измученным лицом заботливо спросила:
– Плохо тебе? Может, водички попьешь?
Лиза расстелила постель, села на край кровати. Она чувствовала, что еще немного – и она потеряет сознание от страха и отчаяния.
«Зачем все это, зачем?» – звенело у нее в голове.
– Незамужняя, наверно? – опять начала расспрашивать веснушчатая женщина.
Она была в палате самой любопытной – остальные снова занялись своими делами.
– Замужем, – ответила Лиза.
– Так чего ж тебя муж сюда отправил? – удивилась та. – Хотя с них чего взять? Все они сволочи, свою надо голову иметь… Дети есть у вас?
– Нет.
– Ну, вы даете! – пожала плечами веснушчатая. – Меня Клавдия зовут. Дурите по молодости, а потом из больниц не вылазите, все выкидыши один за одним. Вон, Катька тоже такая была, как ты, а сейчас пятый месяц лежит, даже шевелиться ей не разрешают. Еще родит ли живого, не факт. Правда, Кать? – обратилась она к женщине с измученным лицом.
– Что ты пристала к девочке, Клава? – сказала та. – Зачем ее пугать?
– А чтоб умная была, – не унималась Клавдия. – По молодости, конечно, все трын-трава, а потом уж поздно! Срок-то у тебя какой?
– Двенадцать недель. Или больше… – пробормотала Лиза.
– Чокнутая! – даже присвистнула Клавдия. – Вот уж точно дура!
– Что ж, бывает, – философски заметила еще одна женщина, лежащая на кровати у стены. – Ведь не всегда уследишь…
– Трахаться надо меньше, – поучительно сказала Клавдия. – Слыхала анекдот? Кефир надо пить – не до того и не после, а вместо того!
Она засмеялась, но никто не подхватил ее смех. Наверное, женщины уже надоели друг другу до одурения.
Лиза пробыла в этой палате не больше получаса, а ей уже казалось, что не существует больше ничего, никакой другой жизни, кроме этой – с веснушчатой беременной Клавдией, которая советует меньше трахаться…
– Здесь наркоз хоть дают? – спросила Лиза у той, которую Клавдия назвала Катькой.
– Укол делают в руку, – ответила она. – Минут пятнадцать действует.
– А… А успеют? – Лиза старалась, чтобы не стучали зубы.
– Это уж как получится, – тут же включилась в разговор Клавдия. – Таким дурехам, как ты, – так, может, и не успеют!
– Софья Константиновна – очень хороший врач, – успокаивающим тоном сказала Катя. – Для вас ведь это важнее всего – чтобы никаких осложнений… Мне вот действительно не повезло в первый раз, теперь мучаюсь.
– Успенская, в операционную, – заглянула наконец в палату пожилая медсестра. – Быстро, быстро, девушка, некогда с вами! Халатик тут оставь.
Лиза едва не упала, идя по коридору, ноги у нее подкашивались.
– Ложитесь, Лиза, – сказала Софья Константиновна, когда та вошла в операционную и беспомощно огляделась. – Вот сюда ложитесь.
Голос у нее был спокойный и доброжелательный. А Лиза-то боялась ее после той фразы о «безобразии»!
– Лекарства как переносите? Аллергии нет? Сейчас укольчик сделаем, голова немного закружится, будет сушить во рту, это нормально, бояться не надо, – услышала Лиза ее голос, глядя вверх, на ярко вспыхнувшую лампу над столом.
После укола голова у Лизы действительно закружилась, в глазах поплыло, и она почувствовала, что уходит из этого мира в другой – странный, замедленный. У нее зазвенело в ушах – все громче и громче. Этот звон постепенно пронизывал все ее тело, он превращался в каких-то существ с длинными щупальцами, которые обвивали Лизу со всех сторон, впивались ей в живот, присасываясь все сильнее… Она хотела вскрикнуть, но губы не шевелились.