Медленно проплывающий мимо окна сельский пейзаж по-прежнему заснежен, но он уже утратил свое праздничное очарование. Чувствуется, что толстый слой снега на полях и холмах стремительно съеживается и скукоживается вместо того, чтобы тихонько таять. В результате по краям грунтовых и асфальтовых дорог лежит серая грязь. Ветви деревьев почти сбросили снежные рукава.

Вторая причина, по которой Тильда решила поехать одна, – это цель, с которой она направляется в город. Смотритель музея был весьма удивлен, когда она позвонила ему ровно в девять утра, и заметил, что в это время года в музей приходит очень мало посетителей и желающих получить справки. Тильде пришлось постараться, чтобы уговорить дать ей разрешение поработать в архиве. Большинство сотрудников в отпусках, объяснил он, к тому же, поскольку сейчас мертвый сезон, многие экспонаты находятся на реставрации или проходят очистку. Тильда изложила ему свою просьбу, рассказав о том, что она художник-гончар, использующий в своем искусстве древние кельтские мотивы, что скоро будет выставка, на которой она собирается представить свои работы, и поэтому ей срочно нужно поискать в архивах упоминания об искусственном острове на озере Ллангорс, относящиеся к самым ранним временам его существования. В конце концов ее искренний интерес к предмету исследований и горячее желание раскопать забытые факты нашли отклик в душе профессионального архивиста, и он согласился помочь.

Я сказала, что приеду одна. Уверена, если бы я сказала профессору Уильямсу, что собираюсь сделать, он захотел бы отправиться со мной, а я не могу так рисковать, ведь, увидев двух посетителей, хранитель музея может и передумать допускать меня в архивы.

Она чувствует себя виноватой из-за того, что не посвятила Уильямса и Дилана в свои планы, ведь они оба проявили такое понимание, так ее поддержали. Но в этом-то все и дело; это и есть третья причина ее желания отправиться в музейные архивы одной. Ведь если браслет (или гривна, как она теперь должна называть это украшение) вызывает у нее такую ошеломительную реакцию, что, если в коллекции музея найдется еще один простой с виду предмет, который войдет с ней в контакт таким же образом? Тогда она должна будет позволить этому контакту состояться и отреагировать на него. И главное, она должна суметь не потерять контроль над ситуацией. Тильда уверена: если будет одна, это получится у нее лучше.

Поездка занимает всего двадцать минут, но Тильда все равно чувствует облегчение, когда автобус останавливается в одном из заездных карманов, находящихся рядом с главной стоянкой. Выходя, она обнаруживает, что ладони вспотели, а костяшки пальцев побелели от того, что она сжимала во время поездки кулаки. Короткий путь до музея, который замерзающая Тильда проделывает пешком, немного успокаивает ее. Улицы пустынны, разве что иногда попадаются владельцы собак, прогуливающие своих питомцев, или осоловелый отпускник, несущий из круглосуточного супермаркета продукты, чтобы пополнить запасы, оскудевшие за праздничные дни. Тильда едва замечает любопытные взгляды, которые иногда кидают на нее редкие прохожие. Ее волосы в основном спрятаны под теплой шапкой, а пальто и шарф хорошо скрывают остальное. Только те, кто проходит по тротуару совсем близко, могут рассмотреть странную бледность ее кожи и поразительную прозрачность глаз. Как и ожидала, в музее она оказывается единственной посетительницей. Сидящий за стойкой администратора смотритель музея мистер Рейнолдс поднимает глаза, видит Тильду, чуть заметно реагирует на ее внешность, но тут же спохватывается и растягивает губы в хорошо отработанной улыбке.

– Доброе утро, – говорит он мелодичным молодым голосом, хотя видно, что по возрасту он уже близок к пенсии. Он высок, угловат, и по его худому лицу видно, что он всю жизнь посвятил внимательному чтению архивных документов. – Вы миссис Фордуэлз?

– Пожалуйста, зовите меня Тильда.

Она протягивает ему руку, он коротко пожимает ее и тут же пускается в смущенный монолог, как при первом знакомстве с нею делают многие люди, чтобы скрыть смутное беспокойство, которое вызывает у них ее внешность.

– Как я уже говорил вам по телефону, у нас редко бывают посетители в первые дни после Рождества. Я сегодня открыл музей только потому, что у меня есть неотложные дела, а раз я все равно здесь, то можно открыть музей и для публики. А теперь я могу попросить вас заплатить три с половиной фунта за входной билет?

– Конечно. – Она неловко отсчитывает деньги озябшими пальцами. – С вашей стороны очень любезно пустить меня в архив. Я вам очень благодарна.

– Мы затем и поставлены, чтобы оказывать людям посильную помощь, и, боже мой, если бы мы не помогли местному художнику по керамике черпать вдохновение в нашем наследии, то можно было бы сказать, что мы плохо выполняем свою работу, вы согласны? Вы сказали, что интересуетесь историей озера Ллангорс?

– Да, и тамошним искусственным островом. Мне бы очень хотелось узнать побольше о тех людях, которые жили там незадолго до того, как он был атакован войском Мерсии.

– О, Этельфледа нанесла по нему жестокий удар. Вы знали, что после этого на острове никто не селился?

– Насколько я понимаю, все постройки на нем были уничтожены, сожжены до основания, верно?

– Их можно было бы отстроить заново. Ведь сам-то остров не пострадал. Да вы наверняка видели его. Думаю, все дело в воспоминаниях о произошедшей там резне. Столько убитых. Так что потом ни у кого уже не возникло желания снова его заселить. Сейчас я на пять минут закрою щеколду на входной двери, чтобы проводить вас вниз. – Он запирает дверь, достает внушительную связку ключей и планшет с зажимом для бумаги с несколькими листками и ручкой. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Смотритель быстро идет впереди сквозь основную экспозицию. Тильде приходится почти бежать, чтобы поспеть за ним. Проходя мимо экспонатов, они все больше погружаются в историю: вот позади остался викторианский школьный класс, потом собрание сельскохозяйственных орудий, затем предметы, повествующие о жизни пастухов, пасших овец в горах, и гуртовщиков, перегонявших скот. Время как будто сжимается, и, наконец, они спускаются в подвал.

– Обычно, – объясняет мистер Рейнолдс, – артефакты и предметы экспозиции, относящейся к истории озера времен раннего Средневековья, выставляются в голубом зале на втором этаже, но сейчас там идет косметический ремонт. На это время мы перенесли все экспонаты в хранилище и пользуемся случаем, чтобы быстро привести некоторые из них в порядок.

Он останавливается перед манекеном, одетым в средневековое платье из грубой шерсти и плащ с капюшоном.

– Бедной старой Мэйр не повредила бы обработка средством от моли. Не думаю, что настоящим обитателям острова моль досаждала так, как она досаждает нам!

– В самом деле?

Он качает головой.

– В те времена было холоднее, чем сейчас, а тогдашние жилища продувались сквозняками и страдали от сырости. Ну, вот мы и пришли.

Смотритель включает свет, и взору Тильды открываются большие щиты, на которых художники изобразили, как, по их мнению, выглядели жилища, стоявшие на искусственном острове в десятом веке. Здесь же стоят еще три манекена, одетые примерно так же, как Мэйр, застывшие в обескураживающе реалистичных позах, как будто они терпеливо ждут, когда их приведут в порядок и снова выставят на основной экспозиции музея. В дальнем конце зала хранятся помещенные в коробки и снабженные этикетками части коллекции и стоят несколько витрин с фрагментами керамики, украшений и оружия.