Дойль расправил плечи и хрустнул сложенными на груди руками, ощупывая сквозь ткань сорочки мощные бицепсы. Ну-ну, подумал он не без самодовольства, на этот раз меня не так-то просто будет одолеть. Интересно, как поживает в моем теле Джо – Песья Морда? Впрочем, вряд ли он будет сокрушаться по поводу моей лысины.

Дойль опять почувствовал головокружение, резко тряхнул головой, несколько раз глубоко вдохнул свежий ночной воздух и зашагал вперед. «Я только разведаю, что там творится, – сказал он себе. – Разнюхаю. Мне даже не обязательно подходить к шатрам».

Вдруг ему пришла на ум неожиданная мысль, и он замер. Потом, как-то странно улыбнувшись, пошел дальше и снова остановился. А почему бы и нет? Уже не раз подтверждались и куда более безумные предположения, так что почему бы не попробовать?

Он сел на траву, снял правый башмак и ножом Джо – Песьей Морды – а может, Беннера – надрезал задний шов. Потом закатал носок, вытащил из кармана цепь от часов, завязал один конец вокруг лодыжки и надел башмак. Остальное было проще: концом лезвия он подцепил цепь и вытащил ее через отверстие так, чтобы она фута на полтора волочилась по земле. Покончив с этим, он встал и пошел дальше к шатрам.

* * *

Яги вспыхнули ярче и изогнулись в южную сторону, к шатрам.

– Гляньте-ка на этого несмышленыша! – пропел один из них. – Идет сюда, даже не зная, чего он хочет.

– Даже того, кто он, – добавил другой с явной заинтересованностью.

Доктор Ромени покосился в ту сторону, но увидел только Уилбура и Ричарда, запрягавших телегу. Нет, яги говорят не о них, подумал он. Должно быть, это они про ка Байрона, голова которого полна противоречивых воспоминаний и приказов. Если его эмоции и дальше будут возбуждать ягов до такой степени, придется заставить Уилбура оглушить его – или лучше убить; все равно от него уже никакого проку.

* * *

Дойль почувствовал, как в мозгу что-то вспыхивает ярким светом, пробуя его сознание, – словно малолетние проказники, обнаружив, что дверь в библиотеку не заперта, с хихиканьем проскальзывают внутрь пощупать переплеты и поглазеть на пыльные обложки.

Он снова тряхнул головой. «Что я делаю? Ах, да... иду на разведку в лагерь, чтобы узнать, где здесь красивая игрушка... нет! Байрон и Ромени. Почему, – в смятении думал он, – я подумал об игрушке? Замечательной игрушке с маленькими человечками и лошадками, спешащими по узеньким дорожкам...» Его сердце готово было выпрыгнуть из груди от возбуждения, и ему хотелось разбрасывать во все стороны огненные шары...

– Иа-а-ах! – раздался впереди дикий вопль, и огни за шатрами вспыхнули ярче.

Он прислушался и услышал более нормальный голос:

– Ричард! Поворачивайся быстрее!

Что бы там ни происходило, решил Дойль, оно наверняка привлекает всеобщее внимание. Он поспешил вперед и спустя несколько мгновений уже прятался за ближайшим шатром, радуясь, что не успел запыхаться.

Его сознания снова коснулось что-то трепещущее и нечеловеческое, и он услышал, как дикий, ревущий голос произнес:

– Его новое тело действует лучше! «Боже, – подумал Дойль, неожиданно вспотев, – что-то читает мои мысли!»

– Ну его к черту! – заорал голос, в котором, как понял Дойль, присутствовало все-таки больше человеческого, чем в предыдущем реве. – Он связан! Да угомонитесь вы наконец, а то не видать вам игрушки!

– Башмаки совсем скучны! – пропел другой нечеловеческий голос.

Надо убираться отсюда, подумал Дойль, распрямляясь и делая шаг назад, к дороге.

– Ричард! – позвал голос, принадлежавший, как понял Дойль, доктору Ромени. – Скажи Уилбуру, чтобы оставался с Байроном и был готов убить его по моему приказу!

Дойль остановился. «Я не должен ему ровным счетом ничего, – подумал он. – Ну, заплатил он за мой ленч и дал пару своих соверенов... Но, черт, если уж на то пошло, это деньги Ромени... его ведь никто не просил помогать мне... и говорил же я ему, чтобы он не возвращался сюда... черт, ведь с ним все в порядке – он не умрет до 1824 года... но это согласно истории, а согласно истории, Байрона не было в Лондоне в 1810 году... ну ладно, пожалуй, я могу хотя бы посмотреть, как он там».

В нескольких ярдах справа от него рос старый конский каштан, к которому тянулись растяжки от нескольких шатров. Дойль обошел его кругом. Посмотрев, он увидел ветку, которая, как ему показалось, могла выдержать его вес. Он подпрыгнул, схватился за ветку и подтянулся.

Цепь, волочившаяся за его правой ногой, повисла в воздухе, не касаясь земли.

* * *

– Он исчез! – воскликнул яг, даже охрипнув от изумления.

– Уилбур! – крикнул Ромени. – Что Байрон, на месте? В сознании?

– Аво, руа!

Тогда о ком, удивился Ромени, говорят яги? Может, просто случайный бродяга шатается вокруг? Если так, похоже, он убрался.

Ричард, сжавшись от страха, подогнал телегу к «Village Bavarois», слез с козел и подобрался к игрушке.

– Можешь погрузить ее один? – не оборачиваясь, спросил Ромени.

– В-вряд ли, руа, – заикаясь, ответил Ричард, стараясь не глядеть на огненных великанов. – Нам надо убрать их наконец из лагеря. Уилбур! Кончай Байрона и иди сюда!

Ричард вздрогнул. За свою долгую жизнь ему приходилось убивать людей, но раньше он убивал в отчаянном и более или менее равном поединке, и от одной мысли о том, что его самого могли бы убить, уступи он хоть немного, ему становилось дурно. Но даже представить, что он способен хладнокровно убить безоружного и связанного человека... Нет, это невозможно. Более того, он с ужасом понял, что не в состоянии даже стоять и смотреть на такое.

– Погоди, Уилбур! – крикнул он, и, когда разгневанный Ромени повернулся к нему, он протянул руку, включил «Village Bavarois», повернув рычажок – и отломал его.

* * *

Услышав, как доктор Ромени приказывает Уилбуру убить Байрона, Дойль пополз по почти горизонтальной ветке в надежде увидеть этого Уилбура и сбросить что-нибудь ему на голову, однако его новое тело сыграло с ним злую шутку: ветка, которая под весом его старого тела лишь слегка прогнулась бы, наклонилась, скрипнула и со страшным треском обрушилась вниз.

Тяжелый сук вместе с цеплявшимся за него Дойлем прорвал крышу шатра и разгромил то, что, судя по всему, служило цыганам кухней. С оглушительным звоном во все стороны полетели чайники, миски, кастрюльки и горшки, внося свой вклад в общую какофонию.

Дойль на карачках выбрался из-под рухнувшего шатра. Высокие костры за шатрами раскачивались и ревели, как горящая бензоколонка, и – Дойль решил, что это ему померещилось, – напоминали по форме людей.

Он вскочил на ноги и собрался удирать, но, как только его нога с цепью коснулась земли, чужое сознание снова коснулось его мыслей, и он услышал, как нечеловеческий голос проревел: