– Ничего страшного, милочка, – с материнской теплотой успокоила ее леди Элис. – Садитесь со мной рядышком, расскажите мне про Бристоль. Говорят, вы там чудесно провели время. Вы же там прежде не бывали? Как вам Клифтонский подвесной мост? Знаете, я его впервые увидела сразу после Первой мировой. Мне было лет десять…

Стэннарды уезжали последними из гостей. На подъездной дорожке я повернулся к Карин:

– Любимая, что за бес в тебя вселился?

– Ну как же, милый, ты сам и, гм, вселился.

– Ох, даже не знаю, отшлепать тебя, увенчать розами или отправить в сумасшедший дом! Это же чистое безумие! А если бы кто-нибудь вошел?

– Но ведь никто же не вошел? Или вошел? Нет-нет, не волнуйся, любимый, они никак не могли войти, потому что в тот миг перестали существовать, понимаешь?

– Послушай…

– А, знаю! Они застыли во времени, как гости в фильме «Вечерние посетители»… Ты его видел? А мы с тобой были вне времени, поэтому…

– Карин, выслушай меня, пожалуйста. Я все-таки хочу сохранить свое достоинство и репутацию в местном обществе…

Она расхохоталась:

– Ну, твое достоинство нисколько не пострадало! Милый Алан, я просто не могла удержаться! Ты был так восхитителен…

– Да уж, не могла удержаться… – Я провел рукой по льняной ткани платья. – Ты все подстроила. Нарочно, я знаю.

– Ммм, как приятно! – Она внезапно повернулась и с вызовом взглянула на меня, надменно и укоризненно, будто королева на подданного, осмелившегося ей дерзить. – А хотя бы и подстроила! Что хочу, то и делаю. Я ведь твоя жена, твоя возлюбленная? Мне не терпелось побыть с тобой. Подумаешь, посторонние! Ну и что? Какое они имеют значение? Ради тебя я готова на все, абсолютно на все! Я весь мир за тебя отдам… А может, и отдала, откуда ты знаешь? По-твоему, это неправильно? – И вдруг, сменив гнев на милость, лукаво спросила: – А что, я одна виновата? А как же ты? Как же ты, Алан? Ну, признавайся! – Она топнула ногой, а потом схватила меня за руки и закружилась, игриво, как девчушка, напевая: – Тебе понравилось? Скажи, понравилось? Понравилось тебе или нет?

Мне пришлось признать свое полное поражение. Очевидно, бок о бок существовали два мира – обычный мир и мир Карин, но бесполезно было выяснять, кто здесь король, а кто здесь самозванец…

Мы вошли в дом.

– Алан, а теперь ты поедешь в магазин? – спросила она.

– Да, конечно. Сегодня суббота…

– Тогда я поеду с тобой. Оставь в покое бокалы и все остальное. Später genügt[113]. – Из чемодана, так и стоявшего в прихожей, Карин достала обувную картонку, перевязанную бечевкой. – Вот, подержи. Только пока не открывай. Я сейчас переоденусь.

В магазине миссис Тасуэлл и Дейрдра обслуживали покупателей. Карин тепло с ними поздоровалась и, пройдя ко мне в кабинет, торжественно водрузила картонку на стол:

– Вот что я купила на торгах в Фарингдоне. Может быть, я и сглупила, но очень надеюсь, что нет. Сам посмотри.

– Керамика?

– Фарфор.

Я перерезал бечевку, снял крышку, вытащил два слоя папиросной бумаги и с сомнением посмотрел на невзрачную фарфоровую фигурку, заботливо уложенную на слой ваты. А потом, как пишут в романах, у меня отвисла челюсть и перехватило дух.

– Карин, что это? Ты знаешь, что это? Ты проверяла? Ты с кем-то советовалась?

– Нет, милый, я ее никому не показывала. Понимаешь, мне как-то сразу подумалось, что она стоит гораздо больше двадцати фунтов и что, возможно, это «Челси». Она лежала в старой кастрюле, вся такая замызганная, поэтому я просто накрыла ее крышкой и решила купить, только никому ничего говорить не стала. Ах, милый, скажи, я не растранжирила двадцать фунтов понапрасну? В конце концов, это неповрежденная статуэтка и, если я не ошибаюсь, английский фарфор восемнадцатого века…

– Да-да, это именно так. Но… господи, боюсь, как бы это не было… скорее всего, это подделка.

– Но зачем прятать подделку в старую кастрюлю и продавать за бесценок?

– Ох… Все равно вряд ли она настоящая… Нет, я даже не знаю, что и думать… Не может быть…

Карин встала рядом с моим креслом и легонько коснулась мягкой глазури:

– Почему? И вообще, что это такое?

Я помедлил, словно страшась бича и молота вездесущих эриний, а потом еле слышно произнес:

– «Девушка на качелях».

– Девушка на качелях? Алан, я ничего не понимаю. Объясни, пожалуйста. Только сначала возьми ее и хорошенько рассмотри.

Я вытащил статуэтку и поставил на стол. Фигурка высотой в шесть дюймов изображала девушку в платье с глубоким декольте и пышными юбками, сидящую на качелях. С загадочной, дразнящей полуулыбкой она чуть наклоняется в сторону, ухватившись за веревки, прикрепленные к фарфоровым древесным стволам весьма странного вида, покрытым крупными зазубренными листьями величиной с ее голову. В верхушках стволов проделаны отверстия, своего рода горлышки, явно предназначенные для того, чтобы туда вставляли живые цветы. В основании статуэтки виднелись странные полукруглые отпечатки, будто перед обжигом кто-то ногтем придавил сырую фарфоровую массу. Глазурь была прозрачной и очень равномерной. Но больше всего меня поразило то, что статуэтка была расписана: светло-желтые волосы, голубой лиф платья, розовые цветы на юбках и орнамент из крошечных розовых трилистников, а банты на туфельках такие же зеленые, как листва на стволах.

Я молчал, пытаясь собраться с мыслями.

– Алан, умоляю, не томи, – сказала Карин. – Объясни мне, что это за девушка на качелях?

– Видишь ли… – медленно начал я, неуверенно подыскивая слова. – Представь на минуточку, что эта статуэтка… Короче, представь, что ее нет. «Девушка на качелях», как ее принято называть, – одна из фарфоровых безделушек, сделанных в Лондоне примерно в начале пятидесятых годов восемнадцатого века. Таких фигурок всего две, хотя общее число вещиц работы того же мастера составляет около восьмидесяти. Одна находится в Музее Виктории и Альберта, а вторая – в Бостонском музее изящных искусств. Дело в том, что их происхождение – настоящая загадка. Прежде считалось, что их сделали в Челси, на фарфоровой мануфактуре Николаса Спримонта, но в тридцатые годы двадцатого века было доказано, что это не так, потому что в фарфоровой массе слишком высокое содержание окиси свинца. Клейма производителя на ней нет, но по многим признакам понятно, что эта и ряд других статуэток сделаны одним и тем же мастером. А поскольку она обладает характерными чертами, свойственными лондонским гончарам, но произведена не в Челси и не в Боу, то, скорее всего, в Лондоне существовала еще одна фарфоровая мануфактура. Только никому не известно, где именно она располагалась, кто ее основал и кто на ней работал.

– То есть вообще ничего не известно?