– Что?

– Я каждый день не знаю, что ему ответить…

Теперь, лежа рядом с Джеймсом Истером, Джимми Нудным, как его знал Майкл, еще до того, как Истер уволился из армии и вступил в полицию, Майкл торопил своего медлительного приятеля, мимоходом вспоминая вчерашний разговор с Дубининым. Майклу страшно хотелось сделать что-нибудь важное, способное раз и навсегда переломить сложившийся ход вещей. Ему казалось, что взяв в плен одного из волков, он смог бы … Что? Что смог бы? Объяснить, что люди приняли волков за зверей? Извиниться за то, что он совершил? Попросить прощения за убитых сородичей? Как будто бы извинения смогли бы воскресить павших, как будто объяснения того, что произошло, смогли бы затянуть рваные раны, срастить кости, заново пустить кровь по венам и вдохнуть жизнь в не родившихся детенышей.

– Давай, Джимми, давай, – шептал Майкл, глядя на то, как энергично пулеметчики выкашивают нападающих, поводя стволами вправо и влево.

Он, по уже сложившемуся опыту, знал, что волки вот-вот развернутся и исчезнут в лесу. Они не были дураками и не шли в тупые лобовые атаки. Они прекрасно знали, что расстояние, которое соблюдают солдаты при передвижении по лесу, в метр между соседями не даст возможности подождать, пока цепь пройдет вперед, чтобы вскочить из засады и начать бойню внутри кольца охранения. Они знали это, но все-таки снова предприняли попытку нападения.

– Стреляй, Джим, – Истер слышал шепот Фапгера, но не обращал на него внимания.

Истер был профессионалом своего дела. Он мог отстраниться от раздражителей окружающего мира, отбросить все ненужное и сосредоточится на том единственном верном выстреле, который отличает снайпера от обыкновенного солдата. Истеру приходилось стрелять и в куда более трудных условиях. Конечно, сейчас над головой, мерзко свистя, проносились пулеметные очереди и Майкл назойливо, как засыпающая осенняя муха, шептал «Давай, давай», но это нельзя сравнить с тем раздражающим страхом, который испытываешь, лежа в жидкой грязи, а над головой летят уже не свои пули, поднимая маленькие вспухающие грязевые фонтанчики впереди и по бокам, и кто-то хрипит и дергается рядом, захлебываясь собственной кровью, и орет лейтенант «Стреляй, падло, пока нас всех не положили». Сейчас почти все нормально, сейчас от твоего выстрела не зависит – ляжет здесь весь твой взвод или нет. Сейчас можно вдохнуть, задержать дыхание, подвести к мелькающему впереди серому пятну перекрестия прицела и плавно нажать спуск.

Истер был уверен, что попал, ему не надо было даже повторно заглядывать в свой прицел. Он услышал, как радостно заорал Фапгер, не отрываясь от бинокля:

– Попал, Джимми, ты попал, сукин ты сын, ты попал!

Истер позволил себе растянуть губы в усмешке:

– И ради этого надо было будить меня в шесть утра?

– Истер, ты лучший снайпер в мире, ты даже лучше, чем Ричи. Но только если ты скажешь ему, что я говорил, что ты лучше его – то тогда прощайся с жизнью, Джимми.

– А чего ты не потащил сюда Ричи?

– Он занят на наблюдении.

– Понятно, – рассеянно ответил Истер, выбрасывая затвором два неиспользованных патрона с транквилизатором в ладонь Майкла.

Огонь стих. Волки отступили, только один из них остался лежать в тридцати метрах, рядом с молодыми дубками. Майкл снова посмотрел в бинокль, чтобы точно запомнить, где лежит подстреленный Истером волк.

– Только не заставляй меня еще тащить этого волка обратно, я к тебе грузчиком не нанимался.

– Ты – самый большой в мире зануда, Джимми, ты в курсе? – поинтересовался Майкл.

– Зато ты – чертов клоун, – Истер поднялся с травы и принялся отряхивать прилипшую к штанинам и куртке грязь и травинки.

Он не обиделся на Фапгера. В конце концов, он попал, а дальше – не его дело.

После столкновения люди насчитали четырнадцать мертвых волков и одного живого. Металлическая игла с красным флажком, торчащим из шеи, сделала свое дело – волк был жив, его бок ритмично поднимался и опускался, пасть была приоткрыта, был виден влажный от слюны красный язык, глаза были крепко закрыты.

Он пробежал всего четыре шага, пока большая доза транквилизатора не свалила его. Он успел почувствовать, как тяжелеют его лапы, как тело становится вялым, как пропадает желание бежать и спрятаться, хочется остановиться и прилечь. Просто прилечь, немного прилечь…

И тут, во внезапно наступившей тишине, раздался нечеловеческий вой, волчий вой, в котором звучали страдание и мука, удивительно похожие на человеческие. Этот вой звучал в той стороне, откуда появились волки и куда пропали бесследно.

Сначала это был одиночный вой, почти плач, затем его подхватил другой, затем третий, четвертый… В нем не было угрозы, попытки запугать или показать превосходство.

Это был крик отчаяния и боли, голос оставшихся в живых, скорбь по павшим.

На какое-то мгновение люди поняли это, но ненависть за собственных друзей была сильнее этой секундной жалости. «В самом деле, жалеть этих тварей, вырезавших столько отличных парней на Двойке и только вчера убивших людей Ричардсона?! Да вы смеетесь, наверное?!» – так подумали многие и один из солдат выстрелил из подствольного гранатомета в направлении завываний, доносящихся из леса. Когда умолкло эхо взрыва и успокоился загомонивший птичий хор, люди не услышали больше волчьего воя, чему в душе были несказанно рады.

Они стояли вокруг первого живого волка, до которого можно было дотронуться рукой. Они смотрели на него, покрытого глиной, как древний голем, с любопытством и отвращением и немалой долей страха – как бы этот зверь не ожил раньше времени. Майкл вызвал по рации Сергея:

– Дубинин, это Фапгер. Ты можешь начинать смеяться, дружище, но я только что достал для тебя собачку. Правда, она грязная, как свинья, и дрыхнет без задних ног, но тебе понравится. Ты можешь спросить ее: «Бабушка, а зачем тебе такие большие зубы»?

– Понял. Где ты?

– Метров семьдесят к северу от периметра.

– Понял. Бегу.

– Обязательно возьми с собой троих приставов из охраны.

– Ладно. Конец связи.

Майкл повернулся к солдатам:

– Эй, служивые, у кого топорик есть, срубите парочку палок подлинней и покрепче.

Майкл вытащил из ранца связку пластиковых полосок, которые применяются современными полицейскими вместо наручников, и принялся за увязку. Волк не шевелился, ритм дыхания оставался таким же. Сергей появился через пятнадцать минут в сопровождении двух здоровенных парней из внутренней охраны.

– Я же сказал тебе брать троих, – проворчал Майкл.

– Я плохо считаю, – Сергей наклонился над телом волка и прижал пальцы к шее зверя.

– Да в порядке он, не волнуйся, – сказал Майкл, заканчивая вязать задние лапы.

– Мне надо по пульсу определить, насколько глубоко он вырубился. Ладно, сделаем на всякий случай еще один укол.