Оно ушло, когда ещё не рассвело, как всегда никому ничего не сказав и не оставив обратного адреса, в который раз проявив самостоятельность. Перед тем как отправиться в дорогу, Львёнок показал Проповеднику пару карточных фокусов, и тот безапелляционно заявил, что сегодня нам придётся справляться без его участия.

У старого пеликана появился новый бзик — обыграть Пугало во что бы то ни стало. Он не мог думать больше ни о чём другом.

Спустя час ходьбы дорога сузилась до неприличных размеров, да к тому же стала из рук вон плохой. Дураку ясно — ездили здесь в последний раз во времена столь отдалённые, что даже Крестовые походы в земли хагжитов по сравнению с ними — события совсем недавние.

— Нам туда, — сказал Львёнок, подойдя к краю пропасти.

Я заглянул вниз:

— Издеваешься?

— Ничуть. Дорога ведёт в деревню, где летом устраивают пасеки. А нам вниз, по этой тропе.

— Ты очень снисходителен к ней, раз называешь столь странный путь таким громким именем, как тропа, — с иронией произнёс я. — Для него даже «ниточка» звучит внушительно.

— Ты куда? — спросил Вильгельм.

— Срублю деревце. Нужна хорошая палка. Я не собираюсь скакать по козьему маршруту без надёжной опоры.

Как я и думал, палка пригодилась и за время долгого спуска несколько раз выручила меня, не позволив упасть. Львёнок, шедший сразу за мной, то и дело чертыхался. Когда мы оказались внизу, на каменистом берегу реки, я задрал голову, глядя туда, откуда мы пришли. Хорошо, что с нами не увязался Проповедник. Вот уж кто бы ныл, не переставая.

Львёнок снял перчатки, засунул их за пояс, на котором кроме кинжала висело излюбленное оружие наёмных рот всех стран — короткая ровалийская шпага[47]с закрытой гардой.

— Теперь, судя по рассказам местных, нам надо вон туда, вверх по течению.

Ещё двадцать минут пути нам на головы падал мелкий снежок, после превратившийся в сильную порошу, стихшую так же быстро, как и началась. Мы вошли в узкое ущелье с высокими отвесными склонами. Влажное и туманное, где некуда была деться от эха, рождённого рокотом несущейся вниз реки. Из-за витавшей здесь влаги, оседающей на камнях и скалах, кругом были ледяные наросты и сосульки, словно мы оказались в середине зимы где-то далеко на севере. Особенно меня поразили немногочисленные деревья — их ветви были скованы льдом, словно рыцари, одевшиеся в мощную броню.

Впереди из туманного марева появились косы срывающегося со скалы белопенного водопада. Он каждое мгновение извергал массу воды, которая тремя беснующимися гребнями врезалась в и без того неспокойную реку.

Я понял, что мы на месте, задрал голову, но едва смог различить тонкую ниточку Чёртова моста, так велико было до него расстояние.

— Ты глянь, кто здесь, — привлёк моё внимание Львёнок.

— Почему-то я ни минуты не сомневался, что мы с ним встретимся. Оно любит загадки даже больше, чем ты.

Пугало, затянутое в порядком изношенный офицерский мундир времён князя Георга, стояло к нам спиной, не двигаясь. Оно казалось странным памятником, изваянием, гротескной фигурой, посвящённой одновременно нелепости и жутковатому страху.

— Эй! — окликнул я его.

Оно неохотно повернуло «лицо» в мою сторону и поманило нас к себе.

— Что-то нашло? — полюбопытствовал я.

Пугало молча указало серпом перед собой. Львёнок, несмотря на свою кажущуюся беспечность, не стал наклоняться вперёд, явно опасаясь, что серп отчекрыжит ему голову. Я же, как человек менее рассудительный, когда дело касается тех, кто меня окружает, склонился и сразу увидел обильные следы крови.

Лёгкий запах, исходивший от этого места, был столь неуловим, что я не придал ему никакого значения, хотя какая-то мысль попыталась зацепиться за ощущение. Но ей не дали никаких шансов — меня окликнул Вильгельм:

— Людвиг, иди, посмотри. Как говорила Рози, царство ей небесное, похоже, мы нашли искомую точку — и вся история началась здесь.

— Что это? — спросил я у него, изучив найденное.

Львёнок пожал плечами:

— Чёрт его знает. А на что, по-твоему, похоже?

— На каракули, — не раздумывая, ответил я. — На паршивые бесформенные каракули.

Пугало, выглядывающее из-за спины Львёнка, кивнуло, подтверждая мои слова. На большом плоском камне виднелись следы неестественных бурых потёков.

— У тебя слишком скудное воображение. Лично я вижу гротескную даму из породы блудниц верхом на сороконожке или… курице.

— Избавь меня бог от такого воображения, — проворчал я, присаживаясь на корточки перед странным «рисунком». — Это точно не магия или колдовство. Никаких всплесков или остаточных явлений. Что думаешь ты?

Он проводил взглядом отправившееся к водопаду Пугало, цокнул языком:

— Да, это не магия, здесь ты прав. Это не воск. И точно не сажа, иначе бы из-за снега она давно размазалась. — Львёнок провёл пальцем поперёк одной из линий. — И не кровь. Странный состав. А какова вероятность, что эта штука не имеет никакого отношения к гибели стража?

— Не знаю… И вряд ли смогу узнать.

Я ещё раз обошёл каменистую площадку возле речного берега. Пугало каким-то неподдающимся разумному объяснению способом перебралось на ту сторону и теперь торчало в водопаде, разумеется, совершенно не намокая. Затем оно и вовсе пропало из глаз, скрывшись за белой стеной, в ледяных брызгах ревущей стихии.

Я вновь вернулся мыслями к разводам на камне. Странно и слишком заметно, чтобы на них не обратили внимания. Знак? Подсказка? Но кто его оставил? Ведь не страж же, упавший с небес. После такого приземления на острые камни не то что оставлять подсказки, даже «аминь» не успеешь сказать.

Двоих, появившихся оттуда же, откуда совсем недавно пришли мы, я увидел сразу. Они вынырнули из туманной хмари, следом за мелкими снежинками, не устающими падать сверху, и двигались друг за другом, без спешки и торопливости, но и не медля.

Я тихо свистнул, привлекая внимание Львёнка к неожиданным гостям, и тот тут же положил правую руку на рукоять оружия.

— Клирики, — заметил он, когда я встал рядом, разглядывая приближающихся мужчин.

— Это совершенно не значит, что опасность миновала, — сказал я, и мы оба понимающе хмыкнули.

Первый мужчина был выше меня на голову и гораздо мощнее, что говорило о нём как о настоящем великане. Его иссиня-чёрный монашеский плащ из отличной овечьей шерсти, тёплый и просторный, подпоясывал ярко-алый пояс, на котором висел меч в сафьяновых ножнах и с гардой, выполненной из скованных между собою колец. В мече было что-то не так, возможно в нём находился одушевлённый, но я не успел разобраться.