не мои бывшие мужья. Но не настолько сильно нужен, чтобы я активно его искала.

— Ты выглядела довольно счастливой… На фотографиях.

— Ты их смотрел? Не поверю. Сейчас?

— Пока у тебя был открытый профиль в Фейсбуке.

— Зачем смотрел?

— Ты иногда постила Лешины фотки и всякую херню про него. Жежешку ты свою давно забросила, я проверял.

— Это все в прошлом, я давно ничего не пощу в сети. Дочь сказала, что я нарушаю их с братом прайваси…

— Ну вот и дай им жить, поживи со мной… Год хотя бы.

— Зачем мне это надо?

— Чтобы у детей была личная жизнь без цербера.

— Я им ничего не запрещаю, твой сын приволок к нам девушку в пятнадцать. Это он в тебя такой ранний?

— В пятнадцать у меня бы смелости не хватило подойти к бабе. Я вокруг тебя-то полгода ходил.

— На кону ж диплом был, а не простой облом, оно и понятно.

— Думаешь, без тебя бы не справился?

— Чего думать… Так оно и есть. Посмотри на себя — ты без меня ничего в жизни не сделал. Ты даже в постели нихера не можешь, без меня… А мне оно надо? Упрашивать тебя…

Не надо… И ему не надо — отвалился на соседнюю подушку и уставился в потолок.

— Дядя давно не у дел, во всех смыслах слова. Я давно сам всем заправляю. И у меня даже диплом о втором высшем есть.

— Я тебя поздравляю. Ну и зачем тебе я?

— Мне было с тобой хорошо. Только с тобой. Ностальгия, что ли… У тебя ее совсем нет, скажи?

Чуть приподнялся над подушкой — смотрит, а что я в его взгляде еще не видела? Любви в нем не было, ну вот вообще ни на одну искру. Посмотрела вниз — там хоть немного желания осталось.

— Ты мне надоел, ясно?

Я толкнула его в грудь, но руки не убрала — вжала его в подушки, добавила свой вес. Сама так сама, не привыкать… Может, сумею урвать хоть что-то для себя. Он закрыл глаза, стиснул зубы, пытаясь не выдать себя ни единым вздохом. Если бы при этом курил или читал, я могла бы поверить, что он ничего не чувствует. Нагнулась, чтобы провести языком по его шее — сделать то, чего не дождалась от него сама. Сорвался, разжал зубы, сомкнул на правом соске, бросил, взялся за левый… Его легко было завались одной левой, но я схватилась за его предплечья двумя руками, чтобы водрузить на себя…

— Надоело верховодить? — прижал он мои руки к краю матраса.

— Надоело работать за тебя над отношениями. Начинай уже что-то делать сам. Но кончишь раньше меня, убью!

— Убивай…

Мне хотелось в тот момент убиться об его грудь. Она дрожала, как и все его тело. Он не ушел сразу, еще что-то там попытался со мной сделать, но это было пустое. Я сама его опустошила. Мой накал тоже прошел, а счастье было так возможно, так близко…

— Извини, — вот теперь его губы оказались у меня на шее. — Я же предупредил, что без резинки в баб не лезу… Я пытался сдержаться, чертова природа… Дай мне в пять минут передышку. Не уходи… Черт с ней с кроватью…

— Да черт с тобой…

Я вылезла из-под него и отвернулась. Андрей попытался развернуть меня к себе за плечо.

— Я же извинился.

— За двадцать лет?

— Спасибо. Спасибо, что ты пустила меня к себе через двадцать лет. Дай второй шанс. Ты знаешь все мои слабые стороны, ну какого черта мне перед тобой рисоваться?

— А мне какого черта надо тебе подыгрывать?

Я смотрела на него с вызовом и ловила себя на мысли, что в таком приближении теряется вся его взрослость, усталость, морщинки… Закрыв ладонями седые виски, я видела его двадцатилетним. Конечно, были секундные вспышки прозрения, что это не тот Андрей, который меня любил, а тот, который меня бросил, и этих секунд хватало, чтобы потушить то, что успевало вспыхнуть во мне, когда наши с ним губы соединялись, и я закрывала глаза — на все, на все его действия, до, сейчас и после этой встречи на застеленной кровати.

Ну да, я понятия не имею, на каких простынях он сейчас спит — шелковых или хлопковых. А, может, он вдруг полюбил фланелевые, которые я случайно купила в первую неделю по приезду в Штаты и на вторую — выкинула, по его инициативе.

Глава 27. Второй раз

Какого черта меня к нему тянет? Вот какого? Ностальгия? Ума, но не тела… Этот секс оказался хуже первого и второго, когда я и не надеялась получить хоть мало-мальское удовольствие. Боли не было и на том спасибо. А сейчас было больно — очень, но в душе, а душе никакие смазки не помогут.

— Давай скажем честно — у нас сделка, с совестью, — нарушила я молчание, которое дала ему на размышление, только оно так и не вылилось в его ответ. — Мы помогаем ребенку…

— Детям, — перебил Андрей.

— Я не собираюсь брать с тобой детей. Не собираюсь… Хотя могу взять, но воспитывай их сам. Возьми няню на зарплату. Такое тебе подходит?

— Нет.

— Тогда зачем ты заставил меня позвонить Романне? Пытаешься и на елку залезть, и жопу не ободрать? Так не получится. Я не даю тебе второго шанса. Я хочу дать его себе, попытаться разобраться, что мне надо от жизни и от мужчины, если я в итоге пущу его в свою жизнь. Детей мне уже не надо, бумажек — тоже.

— Значит, от меня все же нужны были американские бумажки?

Андрей лежал поперек кровати, подперев рукой голову — ухо он заломил, но ему лень было менять позу.

— Я вышла за тебя до Америки. Еще раз напомнить? Если бы я собиралась с тобой разводиться, то точно бы не рожала от тебя ребенка.

Я пошевелилась, отползла на сухую часть одеяла. Ноги липкие — блин, и из этой дряни получаются дети… Совсем не дрянные, как Алекс, например.

— Андрей, прими ты уже решение: мы вывозим девочку в новую жизнь или нет? Я не буду звонить Вере, пока не получу от тебя твердое “да”. Настоящее, взрослое, мужское согласие, это не игры и не заигрывания с бабой… Или отнесись к этому, как к заигрыванию с Богом. Не страшно, нет?

— Дай мне второй шанс, — заладил, как заезженная пластинка.

Мы еще помним такие, и скрипит так же, и царапает душу, точно острая игла. — Марина,