chitay-knigi.com » Разная литература » Янов Александр - Русская идея от Николая I до путина. Книга III-1990-2000 - Александр Львович Янов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Перейти на страницу:
заметим, что с американской стороны, т. е. со стороны атлантистов, эту дисциплину признают куда более влиятельные и ответственные лица — такие, как Збигнев Бжезинский, Генри Киссинджер, Дэвид Рокфеллер и т. д., т. е. как раз те группы, которые отвечают за реальную планетарную стратегию западного мира. Эта атлантистская стратегия исходит только и исключительно из геополитических принципов, и, быть может, как раз поэтому Запад добился столь впечатляющих результатов в его сложной и масштабной войне с Сушей, т. е., увы, с нами. Планируя расширение НАТО на Восток, Запад следует исключительно геополитической логике, которая заставляет атлантистов считать Россию и ее евразийское окружение главным стратегическим противником даже в том случае, если наша экономическая и идеологическая система являются кальками с Запада, а наши правители раболепно этому же Западу подчиняются. Тот, кто говорит «геополитика», говорит «война». И первыми в этом вопросе идут атлантисты, открыто публикующие планы грядущего расчленения Российского Государства на несколько неполноценных зависимых образований (см. «НГ»: 3. Бжезинский «Геостратегия для Евразии»), Так как я представляю и возглавляю сегодня геополитическую школу в России, а это уже само по себе подразумевает ответственное и последовательное евразийство (никакой другой геополитики у нас по определению и быть не может, как не может существовать неатлантистской геополитики в США), то я обязан мыслить в категориях «войны», именно таким образом характеризуя те процессы, которые уже идут на нашем геополитическом пространстве, и предвосхищая те события, которые здесь развернутся в будущем.

Нет сомнения, что Море (Запад) нанесло Суше (нам) сокрушительное поражение, расчленив некогда подконтрольные нам пространства в Восточной Европе, сумев разрушить СССР, заложив основы дальнейшего распада Российской Федерации через поощрение сепаратистских тенденций окраин.

В некотором смысле, Евразия сейчас выступает в роли оккупированных Западом территорий. И ат-лантистское могущество сильно как никогда. В таких условиях призывы к сопротивлению вражеской силе, послание, обращенное к покоренным и сломленным народам Евразии с призывом континентального восстания за свою геополитическую свободу, безусловно, является делом неблагодарным, рискованным и опасным. Это в чем-то аналогично расклеиванию патриотических листовок партизанами на оккупированных нацистами территориях. И уж конечно, полицаи и оккупационные власти того времени не поощряли такое занятие, упрекая партизан в том, что «они искусственно дестабилизируют ситуацию», «провоцируют администрацию на карательные меры против мирного населения» и т. д. В нашей ситуации в роли такого «ответственного» и «уравновешенного» полицая выступает сам г-н Янов, настаивающий на том, что «борьба бесполезна», «победитель слишком силен», что «любое сопротивление приведет только к усугублению ситуации». При этом тот факт, что сам я прекрасно отдаю себе отчет в невероятной сложности геополитического восстания, в том, что это чрезвычайно трудное (хотя и необходимое) предприятие, вызывает у г-на Янова ложную догадку, что я, якобы, заведомо желаю поражения России-Евразии в этой борьбе. Нет, я хочу только победы, живу для этой победы, готов отдать за нее жизнь. Но я не склонен, в отличие от многих безответственных политиков, способных лишь на патриотическую фразу, приумалять кошмар той ситуации, в которой мы оказались. Нам предстоит суровая и страшная борьба с извечным врагом, и мы должны быть готовы к самым тяжелым и драматическим ее поворотам. Тот мир, в котором мы оказались после гибели великой Евразийской Империи, настолько по своей жестокости контрастирует с сонным, ленивым позднесоветским бытием, что психологическая катастрофичность, понимание острейшего трагизма нашего положения должны быть привиты нашему обществу (даже самым жестким способом), которое само по себе и не думает расставаться с безответственностью, безразличием, уютным брежневским сомнамбулизмом, патологической обывательской миопией, неряшливым самогипнозом интеллигенции… Отсюда и полемические обороты тех моих текстов, которые сам я рассматриваю, как призывы к тотальной мобилизации, к геополитическому пробуждению нации перед лицом великой угрозы самому нашему историческому бытию.

Запад-наш главный геополитический противник, сильный, коварный, и пока побеждающий. Но наше противостояние, наше сопротивление вписаны в саму ткань политической истории и политической географии. Неоднократно мы, русские, переживали тяжелые времена. Конечно, сегодня проблема ставится самым глобальным образом: под угрозой гибели вся евразийская цивилизация, вся сокровищница истории Суши. Поэтому и бой, который нам суждено дать, вполне можно назвать «последним и решительным».

4. Да, смерть (основные принципы философии жизни)

Теперь о смерти. В последнее время стало модным у ряда полемистов (ранее ограничивавшихся голословным, оскорбительным, но неубедительным обвинением меня в «фашизме», которое сегодня перестало действовать или вызывает у публики обратную реакцию) упрекать меня в «танатофилии». Возможно, сказывается запоздалое знакомство с трудами Нормана Кона, Вильгельма Райха или Алена Безансона, которые давно отождествили все разновидности «красно-коричневых» («врагов открытого общества», по попперов-ской терминологии) с «влюбленными в смерть». Мне представляется это отождествление крайним выражением обывательского, недофилософского сознания. Использование упреков в «танатофилии» в публицистическом контексте позволяет новоиспеченным интеллектуалам выглядеть «образованными», одновременно играя на привычке обывателей любой ценой избегать экзистенциальных травм, с необходимостью сопряженных с мыслью о смерти.

Смерть, г-н Янов, это «обратная сторона шара бытия» (М. Хайдеггер), это не простое, абстрактное небытие, это инобытие. Хотим мы этого или не хотим, но все рождающееся находится под ее непререкаемой юрисдикцией. Все то, что есть, ограничено смертным пределом. Смерть это не альтернатива жизни, и нелепо противопоставлять ей «сеяние пшеницы», «рождение детей», как делаете это Вы в своей статье. Пшеница не взойдет, если не умрет зерно, брошенное в землю. Дети не родятся и не взрастут, если отцы не отдадут свои жизни, защищая родную землю, свой народ, свою веру.

Смерть и жизнь проникают друг в друга, и осмысление факта смерти, — не только той, которая ждет нас всех в будущем, но и той, которая царствует над миром как онтологическое бремя, как скорбный отчужденный дух «мира сего»-лежит в основе всех мировых религий. И более того, наша русская Вера, Православие, утверждает, что только «смертью попирается смерть», что избавление из-под оков смерти даровано нам Спасителем в крестной муке.

Для христианина «память смертная» — одна из горячо вымаливаемых добродетелей: представление в своем сознании трупа умершего человека должно вызывать в повседневной молитвенной практике яркое ощущение временной преходящести мира и параллельное обнажение мира нетленного (Из «Канона покаянного ко Господу нашему Иисусу Христу, Песнь 8-я: «Како не имам плакатися, егда помышляю смерть, ви-дех бо во гробе лежаща брата моего, безславна и безобразна? Что убо чаю, и на что надеюся?»).

Г-н Янов прав в одном: тема времени и вечности, соотношение духа и плоти, фатальная конечность проявленных вещей и существ меня в высшей степени интересуют. Как, впрочем, и большинство философов или историков религий. Я не считаю земную жизнь высшей и единственной ценностью, и я глубоко убежден, что человеческий дух, героическое и идеальное начало

1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности