Вехан катнул по скулам желваки:

— Если отказываемся, умираем, это вы хотите сказать?

Вьер разочарованно покачала головой:

— Такой умный с виду, а в голове пусто... Вы не умрёте. Вас арестуют и препроводят в покойную управу. Конечно, очень долго вы там не пробудете, но позор не смоете до конца жизни. Вот теперь выбирайте! С чистой совестью.

Ай да бабуля! Нашла, чем надавить на «пастухов». В самом деле, Подворья не жалуют тех, кто попадается в руки властей хоть на несколько часов, и троица рискует самым дорогим, что есть у высокопоставленных персон — честью, утрата которой означает конец всего.

Чернявый угрюмо посмотрел на блондинку. Та куснула губу.

— Поторопитесь с решением! — напомнила вьер.

— Мы... согласны, — выдохнула Миллин.

— Тогда извольте всё сделать, как должно.

— Разумеется. Только... пусть он отзовёт своих зверей.

— Они не мои. Они живут своим умом и действуют по своей воле. Я могу лишь попросить.

— Так проси!

Блондинка старалась казаться смелой и гордой, но в каждой чёрточке круглого личика поселился страх. И сие постыдное для наделённого могуществом чувство долго ещё будет оставаться гостем души каждого из троих, но кто в том виноват? Зёрна Хаоса мы проращиваем сами. И только мы сами способны стереть их в муку.

— Пойдём домой?

Предлагаю шёпотом, одними губами. Песчаные змеи вздрагивают, шелковистыми лентами стекают со своих жертв, сливаются в одну большую, взмывают в воздух надо мной и... Осыпаются, припорашивая снег. Превращаются в безвольные лужицы, оставляя на моей ладони горсточку песка, слипающуюся комком, когда я сжимаю пальцы. Ту же самую горсточку, что подарил мне Хис, но теперь часть крупинок стала тёмной. От крови расцарапанного горла, по которому выбиралась наружу.

Блондинка вздёрнула подбородок, то ли желая казаться гордой, то ли опасаясь смотреть под ноги, туда, где только что шелестели чешуйками гибкие тела песчаных змей.

— Я, избранная Первым голосом, объявляю волю Круга. Трижды карающая длань приступала к исполнению приговора и трижды терпела поражение там, где и единожды оступиться — бесчестие. Победа в одном поединке — случайность. Победа в двух поединках — мастерство. Победа в трёх поединках — судьба. Против воли рока не смеют идти даже боги, а потому смертным остаётся лишь склониться перед свершившимся и неодолимым... Обязательства приняты, исполнены и похоронены в памяти. Не отнятые жизни да останутся таковыми! Миллин ад-до Эрейя, Старшина стригалей, сказала.

Рыжий, потирая исцарапанное горло, отозвался глухим эхом:

— Слат ад-до Рин, Старшина забойщиков, согласился.

Чернявый дёрнул уголками рта, скривился, но завершил ритуал:

— Вехан ад-до Могон, Старшина погонщиков, подтвердил.

Набухший бутон наступившей тишины распустился бесстрастным вопросом вьера:

— А что скажет Последний голос?

О чём это она? Ума не приложу. Впрочем, судя по язычку, нервно облизавшему пересохшие губы, блондинка вполне сведуща в затронутой теме.

— Без Последнего решение Круга не имеет силы, — продолжила невинно изумляться представительница покойной управы. — Или я что-то путаю?

— Последний голос не был избран, — осторожно заметила Миллин.

— И приговор выносили без него? — Седая голова, укутанная платком, укоризненно покачивается. — Ах, дети, дети... Смотритель вас по голове не погладит, уж это вы должны понимать!

Блондинка стрельнула глазами в сторону Вехана, тот заметно смутился. Рыжий Слат сделал вид, что вовсе не принимает участия в происходящем, и весьма естественным образом: занялся приведением в порядок усыпанной песком одежды.

— Пожалуй, нам всем стоит хорошенько почистить свою память, — приняла решение вьер. — Коверкать традиции по своему усмотрению ещё хуже, нежели пренебрегать ими... Ступайте, голуби мои. Я бы пожелала вам удачи, да только зряшное будет желание: Смотрителю всё равно станут известны и ошибки, и их исправление. Потому пожелаю, чтобы второе перевесило, когда будет определяться мера вины каждого из вас.

Слат поднял свою мохнатую накидку, набрасывая на плечи себе и Миллин. Вехан пристроился сзади парочки и на прощание обернулся, обжигая моё лицо странным взглядом. Если бы не настроение всей встречи, я бы подумал, что чернявый «погонщик» приглашает меня ещё на одну партию игры... Нет, ерунда. Померещилось. Наверное. Может быть.

Вьер рассеянно спрятала кисти рук в потрёпанной муфте. И как только исхитрилась, варежки ведь толстенные?

— Почему вы остановили меня, hevary?

— Остановила? — Светлые старушечьи глаза наполнились жалостью. — И вовсе не останавливала. Вы сами, юноша, стояли на месте и никак не могли решиться сделать один-единственный шаг.

Бормочу:

— Потому что не знал, куда шагать.

— Верно. А когда молодость нуждается в помощи, дело старости — наставить на истинный путь.

— И всё же, их следовало...

— Убить? Конечно.

Удивлённо щурюсь.

— Так почему же...

Вьер смотрит на меня, слегка склонив голову набок. Как птица. Седая, грузная орлица, которую уже плохо держат крылья, но глаза столь же остры, как в молодости, а кривые кинжалы когтей ещё способны нанести смертельный удар. Или спасти жизнь.

— Потому что они уже чувствовали себя убитыми. А вы, юноша, всё ещё видели их живыми. Понимаете разницу?

Кажется, да. Какой смысл лишать жизни мертвеца? А здравствующему человеку не стоит лишний раз пускать в душу тень чужой смерти. Но это высокая мудрость, что же касается унылого бытия...

— Они могут отомстить.

— Э нет, вот чего-чего, а мести вам не следует опасаться! Скорее, постараются вынудить вас на новый необдуманный спор или нарушение правил, чем второй раз пойдут против собственных законов.

— Если верно понимаю, отмена моего приговора не была выполнена должным образом?

— Как и вынесение, — кивнула вьер. — Круг был незамкнутым, таковым и остался. Но силу имеет только последнее решение, пусть и неполного Круга.

Я упрямо тряхнул головой:

— Слишком путано.

— И в самом деле, не сразу можно понять, — согласилась женщина. — Видите ли, юноша, старшины Подворий примерно раз в год, если нет особой надобности встречаться чаще, собираются на своего рода совет, где считают убытки и прибыли каждого в отдельности и всех вместе. Это собрание называется Кругом, но чтобы решение Круга обрело значение императорского указа для «пастухов», требуется неукоснительное следование традициям: избираются Первый и Последний голоса. Первый голос — глашатай Подворий, он принимает на себя обязанность излагать волю большинства, к которому неизменно присоединяется. А вот с Последним голосом всё гораздо забавнее. Он имеет право оспорить любое из решений.