Как-то утром Эвелин, увидев Алекса, выходившего из каюты графа, застыла, словно пораженная громом. На лице мужа сквозь обычную холодную суровость проступали печаль и боль. В неверном свете лампы — Эвелин подумала, что ошиблась, — среди смоляной густоты его волос сверкнули серебристые нити. Заметив ее, он усмехнулся, но не надменно, а устало и горестно. А ей вдруг отчаянно захотелось прижать его к себе, обнять и не отпускать… Сама не поняла, как не бросилась к нему. Она не винила Алекса за то, что произошло той ночью. Он сам винил себя. И что теперь можно исправить, даже призвав на помощь весь здравый смысл? Эвелин верила в то, что Алекс способен измениться, способен довериться ей и ответить тем же чувством, которое она испытывала к нему. Но верил ли он сам?

Поэтому она и отводила взгляд. Не хотела, чтобы он заметил свет прощения… и блеск желания в ее глазах. Не хотела, чтобы понял, как низко она пала. Настолько низко, что готова простить ему все, что было между ними. У него и без того хватало забот. Пусть думает, что он свободен, если ему так нравится… Но он и был свободен. Это она приковала себя к нему своим сердцем.

Лондон показался на горизонте в один из хмурых дней середины декабря. И так велико было общее облегчение, что, будто в ответ на него, яркий солнечный луч упал с небес как раз в тот момент, когда «Нептун» входил в устье Темзы. Эвелин, удерживая на груди складки плаща, смотрела, как сверкнули на миг белые башни Тауэра, чтобы снова исчезнуть в сером мареве. Она знала, что чуть дальше находится здание парламента, где будет решаться судьба ее родины. И помолилась, чтобы краткий солнечный луч оказался хорошим знаком.

Джейкоб, стоя рядом с ней, без устали вертел головой, пытаясь разглядеть все сразу: башни и шпили вдалеке, своды огромного моста над головой, корабли, проплывавшие мимо. Когда показался порт, он даже рот разинул от удивления. Массивные строения складов и доков тянулись до самого горизонта. И нигде ни деревца, ни кустика. Это был Лондон, пока непонятный и немного пугающий.

Спустившись с капитанского мостика, к ним присоединился Алекс. Аманда находилась в каюте с графом, а Хэндерсон решил, что самое время переупаковать свои сундуки. Легко разгадав то, что волновало сейчас мальчика, Алекс потрепал его по плечу.

— Ничего, привыкнешь. Лондон — это, по сути, множество городов, собранных в одном месте. Постепенно узнаешь, какой из них где. На Флит-стрит расположены всякие издательства, банки сосредоточены вокруг Чипсайда, это в старом городе. Есть еще Друри-лэйн, где почти в каждом доме театр. Это на границе старого и нового города… Будем ходить в Сент-Джеймс, там есть большой парк, почти как у вас, в Бостоне. Только овец там не пасут.

Эвелин слышала ласковые и ободряющие потки в его голосе и понимала, что все это говорится для Джейкоба. Ее улицы и огромные здания не пугали. Она больше опасалась людей, и здесь Алекс не мог дать ей никаких гарантий. Ясно, что придется жить в его доме, среди его родственников. Как-то они примут его американскую жену, которая и женой ему уже не была? Может, он сразу собирается объявить о разводе. Вот вытянутся у них лица!

Его рука осторожно коснулась ее плеча, потом пальцы нежно провели по завитку волос на затылке.

— Сейчас мы отправимся в Грэнвилл-хаус. Там живут Эверетт с женой, но есть несколько комнат, которые они держат для меня. У Аманды и Джейкоба будут свои комнаты, а вот с нами дело сложнее… Дейдре сейчас хватит забот с болезнью Эверетта, и я не хочу осложнять ее жизнь нашими проблемами. Да и трудно будет ей все объяснить…

Он замолчал. Эвелин кивнула, соглашаясь, и дрожь пробежала по всему телу. Но не от холода. Она смотрела вниз, на мутную воду, и больше всего на свете хотела, чтобы он обнял ее, прижал к себе, сказал, что все будет в порядке. В конце концов, она должна радоваться — сколько бы им ни осталось быть вместе, но он пришел и стоит сейчас рядом, совсем близко. И пусть у нее лучше отмерзнет ухо, чем она станет поправлять капюшон и заставит его убрать руку.

Как только причалили, сразу послали за экипажем, и Эвелин спустилась вниз — помочь матери с последними приготовлениями. Алекс настоял, что Эверетт должен явиться домой в подобающем виде, и с помощью нескольких матросов занимался этим в каюте больного. Когда прибыл экипаж, лорд Грэнвилл был при полном параде и даже понимал, что он наконец дома, хотя почти беспрерывно кашлял.

В другое время элегантное, сверкающее лаком и полированной медью ландо с широкими остекленными окнами произвело бы на Эвелин впечатление. Но сейчас она была занята тем, чтобы поскорее довести ослабевшего графа до экипажа и поудобнее разместить на подушках. Джейкоб, по привычке, занял место рядом с облаченным в ливрею кучером. А учтивый, в безупречно черном сюртуке лакей помог забраться внутрь Аманде.

Когда Эвелин уселась напротив графа, тот открыл глаза и, многозначительно подмигнув ей, еле слышно произнес:

— Не совсем, как у вас, а?..

— Конечно. Было бы скучно, если бы все везде выглядело одинаково, — согласилась Эвелин.

Она заметила блеснувшую в глазах Алекса надежду, но граф опять закрыл глаза, и было видно, что разговаривать он больше не в силах. Остаток пути проехали в молчании.

Предупрежденная об их приезде, Дейдра появилась на крыльце в сопровождении толпы слуг. Но Эвелин больше смотрела на многоэтажный фасад огромного каменного особняка графов Грэнвиллов. Ландо тем временем миновало литые чугунные ворота и, описав широкий полукруг, остановилось перед широкой гранитной лестницей, которая вела внутрь дома. Эвелин и не предполагала, что у кого-то может быть такой огромный дом. Разве что Вестминстерский дворец. Все здание Законодательного собрания в Бостоне разместилось бы в одном крыле этого особняка…

Настало время помочь Алексу вывести графа из кареты. Когда распахнулась дверца, Эвелин увидела, как лицо хрупкой светловолосой женщины, с улыбкой спешившей навстречу, исказилось от испуга и побледнело. Алекс спрыгнул на землю и стал что-то говорить ей. Подбежали лакеи и, приняв графа из рук Эвелин, повели к ступеням крыльца. Он еще нашел в себе силы обнять одной рукой жену, она прильнула к нему, но граф потерял равновесие, и лакеи, подхватив его под руки, понесли внутрь. Графиня кинулась следом, но сейчас она была не графиней, а просто любящей, сраженной внезапным горем женщиной.

Алекс помог Аманде выйти из кареты, потом протянул руку Эвелин. Их взгляды встретились: ее — испуганный, его — опечаленный, но хранящий надежду. Когда она спускалась с подножки, Алекс крепко держал ее за руку. Тут же сверху спрыгнул Джейкоб.

— Пожалуйста, извините Дейдру, что она не приняла вас как подобает. Она очень радушная женщина, но сейчас…

Алекс беспомощно пожал плечами, объяснять дальше не имело смысла.

— Не беспокойся, я поступила бы точно так, — заверила его Аманда. — Может, лучше нам с Джейкобом поселиться где-нибудь в другом месте? Леди Грэнвилл сейчас не до нас, мы станем лишней обузой…

— Во-первых, вы мои гости. А потом, Дейдра будет рада вашей компании, когда поймет, что ничем тут не поможешь, остается только ждать… Сейчас экономка покажет вам комнаты. Можете отдохнуть, пока не позовут к чаю. К тому времени графа уже осмотрит доктор, и Дейдра немного успокоится.