Трудно найти слова, чтобы оценить то, что происходило дальше. Прекрасно понимая, что они брошены, летчики, уже не думая о себе, продолжали летать в Крым, доставляли продовольствие и вывозили оттуда людей. Через Славянскую стали отходить какие-то части, и тогда Я.М. Фадеев слетал на разведку. Результат был ошеломляющий — в соседней станице уже были немецкие мотоциклисты

Посадили техников в кабины и полетели на Новороссийск, но там противник бомбил аэродром. Полетели дальше на восток. В Сочи присоседились к 8-му отдельному полку ГВФ. Летчиков переодели, выдали денежное довольствие, пересадили на другие самолеты. Тогда же они подвели итог своей работы: вылетая из Славянской, они совершили сорок семь посадок на Орта-Сырте, вывезли на Большую землю девяносто четыре человека.

325-й полк улетел под Сталинград, но четыре самолета в последнюю минуту удалось выпросить у члена Военного совета фронта Кагановича, и они задержались в Адлере. Один из самолетов был более поздней модификации, на нем когда-то летал один из первых Героев Советского Союза И. В. Доронин, о чем свидетельствовали записи в формуляре. Теперь командиром экипажа стал лейтенант Маляров.

27 сентября 1942 года к партизанам прилетал У-2 с штурманом Фетисовым на борту. Полковник Лобов и батальонный комиссар Луговой встретили гостя холодно:

— Какова цель прилета?

— Посмотреть площадку.

— Смотрели ее не раз, а что толку? Кормите обещаниями, а столько раненых скопилось. Катаетесь зря, только место в самолете занимаете.

Понять Лугового и Лобова было можно. Прилет Фетисова — это значит недовезли 80 килограммов продуктов! К тому же до этого площадку уже осматривали специально прилетавшие летчики большегрузных самолетов.

Фетисов спокойно выслушал и объяснил, что капитан Помазков решил посадить ТБ-ЗФРН. На этом корабле высотные моторы и легче будет взлететь с горной площадки. Я тоже буду в составе экипажа и должен сам убедиться в возможности благополучной посадки и взлета.

После осмотра площадки Фетисов заверил: в случае нормальной погоды ждите нас 29-го в 21.30.

Как нарочно, накануне полета плохо почувствовал себя Помазков, и прошел слух, что придется снова ограничиться сбросом грузов. Тогда Фетисов отозвал Малярова и шепнул ему: «Николай, если Гришу действительно отстранят от полетов, то все равно садись: я тебя точно выведу на посадочную площадку и уверен, что все будет хорошо».

Малярова не надо было агитировать, он тоже был настроен на посадку.

Провожать экипаж приехал секретарь Крымского обкома партии Булатов. Последним подъехал Помазков. Выглядел он действительно нездоровым.

К первому приему тяжелого самолета в лесу готовились. Луговой даже продумал сценарий встречи: кто качает летчика (для изголодавшихся людей задача не из простых), кто дарит маузер с монограммой, кто цветы, благодарственное письмо командованию с просьбой наградить пилотов…

Когда стрелки часов показали 21.25, Луговой вслух произнес: через пять минут будут. Но его оптимизм окружавшие не разделяли. Вскоре послышался слабый гул, и в небе мигнули навигационные огни. Котельников со своей аэродромной командой зажег костры. Экипаж сбросил гондолы с грузом, и на земле возникло тоскливое предчувствие, что и сегодня посадки не будет. Маляров повел самолет на север, оставляя за собой линию горевших на площадке костров. За его спиной появился капитан Помазков и тронул Малярова за плечо. Тот уступил ему место. Сделав разворот, самолет пошел на новый заход, уже ориентируясь на огненную дорожку костров. Все, казалось, шло хорошо. ТБ-3 уже катился под небольшой уклон, покачиваясь на неровностях, и перед самой остановкой вдруг содрогнулся и замер, накренившись на правое крыло. Выключены все моторы, и наступила тишина.

Заранее написанный сценарий полетел кувырком. Штурман взял с собой группу партизан, и они начали выгрузку продовольствия, а Помазков прилег рядом с Лобовым. Оба задымили, разговорились. Вскоре возник человек в комбинезоне — борттехник Сугробов и что-то шепнул Помазкову на ухо. Тот сразу же встал и направился к самолету.

— Камнем покрышку пробило! — указал он на дыру с кулак в покрышке, которая и сама была огромной — целых два метра. Помазков сунул руку в отверстие, и она ушла туда по локоть.

— Запасная покрышка в Адлере есть? — поинтересовался Помазков, но Сугробов отрицательно покачал головой.

— Машину здесь на пару суток оставить можно? — обратился он к Лобову.

— Ни в коем случае! Уже завтра здесь будут каратели!

Оставалось два выхода: либо сжечь самолет, либо попытаться взлететь. Летчик повернулся к Сугробову:

— Как думаешь, Егорыч, на ободе оторвемся?

— Посадки на одном колесе бывали, а вот про взлет слышать не приходилось…

Помазков обернулся к Малярову:

— Может удастся при разбеге поставить машину на одно колесо элеронами?

— А левое крыло подзагрузить! — добавил Фетисов.

— Сколько человек сможем загрузить в левом крыле?

— Человек двадцать.

Но тут взбунтовался Лобов:

— Вы, товарищи летчики, можете, конечно рисковать, но людей я дать не могу. — Он швырнул окурок и зашагал взад-вперед.

— Товарищ полковник, — официально обратился Помазков. — Мы тоже люди и зря гробиться не хотим. В случае чего прервем полет.

Лобов сдался, но разрешил грузить только тех, кто сам даст согласие. Лететь согласилось 23 человека. Помазков с Маляровым заняли прежние места.

— Николай, — сказал Помазков, — будем взлетать дуэтом: ты жми на педали и поднимай хвост, а я буду ставить самолет на левое колесо и играть газами.

Когда промелькнули последние костры и корабль погрузился во мрак ночи, единственным ориентром оказалась висевшая над горой крупная звезда. Прерывать полет уже было поздно, и Помазков включил форсаж всем четырем моторам. Они неистово взревели, из патрубков посыпались искры, летчиков начало заметно вдавливать в сиденья, и тогда они взяли штурвалы на себя — корабль взмыл и на некоторое время вроде бы завис, покачиваясь с крыла на крыло. В это время Фетисов выпустил ракету, и летчики увидели за бортом черный провал — они летят!

Маляров почувствовал, как у него по спине побежала струйка холодного пота, а Помазков освободил руку от перчатки и перекрестился.

Еще более драматично этот взлет выглядел с земли: «Мы перестали дышать, — записал потом в дневнике Луговой, — а он катился, катился прямо на сопку и в ее тени вскоре стал не виден. Я в ожидании взрыва оцепенел. Вдруг небо раскололось словно от грома, смотрю, осыпанный искрами самолет пошел вверх. Когда он делал круг, от него отвалилась изжеванная покрышка» [78, с 330].

Успешная посадка и взлет крупного самолета открывали блестящие переспективы, теперь все дело было за наличием самолетов, и вот тут проявил себя бывший начальник разведки Зуйского отряда Харченко, который, эвакуировавшись в Сочи, лоббировал интересы партизан. Однажды на аэродроме Адлер он увидел самолет Ли-2, который обслуживал Военный совет фронта. Харченко бросился по высокому начальству и добился разрешения на несколькр вылетов Ли-2 к партизанам.