Казалось бы, можно позавидовать странам, где на каждый оттенок политической палитры приходится своя партия. Израилю, например. Религиозные такие, ультрарелигиозные сякие, ашкенази здесь, сефарды там; у русских свой блок, у арабов свой; эти голосуют за единство, те за разделение, а кто-то – за войну до победного конца. При этом Израиль чрезвычайно политически нестабилен. И дело тут не только и не столько в уникальных проблемах этой страны. Просто ни у одной партии нет, как правило, подавляющего большинства голосов, им приходится кооперироваться. Те, кто набрал пятнадцать процентов, пытаются создать коалицию с теми, кто собрал тринадцать, а заодно прихватить вон тех, у которых четыре. Результат получается примерно тот же: все правые (или все левые) объединяются и пытаются управлять вместе. Но истинного единства у них нет как нет: каждую партию выбирали на основе некого набора обещаний избирателям, и они в лучших традициях Нины Андреевой не могут поступиться принципами. Приходится идти на компромиссы, часто болезненные для всех сторон. Уже находясь в одном правительстве, они не перестают ругаться. У маленьких партий есть большой козырь: стоит им уйти из коалиции – она развалится. Большинства-то нет. Поэтому маленькие партии продолжают вымогать большие подачки и показывать всем кукиш. Что не год, то новые выборы в стране. Очередная коалиция развалилась. Похожие ситуации существуют во многих странах, где у избирателей есть большой выбор. То мы слышим о шаткой коалиции в Германии, то в Латинской Америке… И кому от всей этой карусели легче жить? Да никому. Уж лучше б имели две партии.

Современная республиканская партия – всего лишь устойчивая коалиция. Она сформировалась в пятидесятые годы на почве ненависти к коммунизму. Все, кто предлагал бороться с СССР до последнего, кого называли «ястребами» холодной войны, оказались по одну сторону баррикад, а «голуби мира», ратовавшие за сотрудничество с красными, – по другую. Кто у нас ненавидит коммунистов? Две группы. Одна – экономические либералы (не путать с современными политическими либералами), которым претит идея государственного контроля над экономикой. Они свято верят в капитализм и свободу предпринимательства. Их кумир – Черчилль. Это современные либертарианцы. Другая группа – глубоко религиозные люди, для которых атеисты – враги божьи, а Советский Союз – Содом и Гоморра. Экономика волнует их куда меньше. К социальным подачкам они относятся очень даже неплохо. Бог велел помогать ближнему.

Не проще ли делать это через государственные каналы? Наш президент является ярким представителем этой группы; бюджет при нём распух до невиданных Клинтоном размеров, и не только из-за Ирака. Увеличив расходы в одной области, он и не думает урезать их в других.

Тогда, в разгар холодной войны, на эти различия мало кто обращал внимание. У всех был общий враг. А наши современники никак не могут взять в толк, как такие люди, как Арнольд Шварценеггер и Руди Джулиани, оказались в одной партии с Трентом Лоттом и Джорджем Бушем. Впрочем, социальные либералы, типа ярых феминисток, активистов-гомосексуалистов и любителей марихуаны, тоже не в восторге от зачастую глубоко религиозных профсоюзных деятелей, с которыми они делят демократическую партию.

Поскольку и республиканцы, и демократы фактически являются коалициями разных мелких группировок, у них нет единой платформы, с которой были бы согласны все члены этих партий. Но дело в том, что это уже готовые коалиции с довольно сильным централизованным управлением. Одна группа может отколоться от основной массы по некому важному вопросу (война в Ираке, например), но по другим будет ходить в струнку. Партия много делает для своих членов, и они платят ей тем же. Совсем отколоться никому в голову не придёт; полюбуйтесь, что стало с реформистской партией Росса Перо. Ну откололись. Ну набрали несколько процентов голосов. Дальше что? В большинство им не попасть, а существующему большинству они не нужны: тут вам не Израиль. Расползаются потихоньку, голосуют за республиканцев и демократов.

Многие из вас, возможно, слышали о Мэрилин Вос Савант. Судя по книге рекордов Гиннесса, у неё самый высокий в мире IQ. Мэрилин ведёт колонку вопросов и ответов для журнала Parade. Какое-то время назад у неё спросили, как она относится к политической системе в нашей стране. У нас ведь по сути всего две партии, к тому же не сильно отличающиеся. Разве это хорошо? И Мэрилин Вос Савант ответила, что к системе она относится очень хорошо, а две во многом похожие партии – это к лучшему. У нас есть свобода слова, есть выборы, дебаты, есть политическая борьба, власть переходит от одних к другим, но по сути меняется сравнительно мало. Сенат переходит из рук в руки, а наша жизнь идёт, как шла; экономика подчиняется своим законам, общество развивается по своим, а президенты бывают удачными и не очень, причём это мало коррелируется с партией, от которой они баллотируются. Всё это потому, что страна политически стабильна и её не качает из стороны в сторону.

При четырёх квадрантах у нас де факто две партии. Но всего один режим.

Зорин был не так уж далёк от истины. И слава богу.

Никто не любит политкорректность, эту продажную девку империализма, фигов листок, которым прикрываются чувствительные натуры, страдающие хронической недодаденностью; чёрный флаг, которым размахивают активисты с душой комсорга в поиске соринки в чужом глазу. Политкорректность – дорога из жёлтого кирпича (простите, яичной скорлупы), по которой мы все вынуждены ходить, ломая ноги. Политкоррекность – якобы добровольная надстройка над свободой слова, в которой нет ничего добровольного, если вам дорога ваша карьера и положение в обществе. Есть ли в стране более притесняемый, несчастный, всеми нелюбимый и закованный в кандалы вербального повиновения человек, чем белый гетеросексуальный мужчина? От одного слова «политкорректность» у людей сводит скулы, начинают ходить желваки, расширяются зрачки и потеют ладони. Да тварь я дрожащая, в конце концов, или право имею?! Почему я в свободном обществе не могу говорить что хочу, кому хочу, когда хочу и как хочу?

Я приведу вам цитату, являющуюся олицетворением неполиткорректности. Балтиморский журнал «Чайка», семнадцатый номер. Кинокритик Марианна Шатерникова, живущая в Лос-Анджелесе, пишет о фильме «Лак для волос» (Hairspary). Где-то посередине её статьи (повторю для эффекта: это кинокритик пишет о смешной комедии про толстую девочку, которая мечтала стать звездой) вдруг читаю следующее:

«Большинство чёрной городской молодёжи давно уже не хочет никакой интеграции с ненавистными белыми, а хочет петь свой рэп, плясать свой хип-хоп, торговать наркотиками, вести войну между своими бандами и играть в баскетбол. А уж если учиться, то среди своих, в отвоёванных обратно сегрегированных учебных заведениях. Изучать там историю рабства и угнетения своего народа».

Нет, это не описание сюжета фильма. Это вообще не имеет к нему отношения. Это личное мнение г-жи Шатерниковой о чернокожем населении страны, вставленное в рецензию для красного словца. Я перечитала сей перл раза четыре. «Большинство чёрной городской молодёжи… хочет… торговать наркотиками, вести войну между своими бандами…»