Так вот, после суровых испытаний я попытался взять себя в руки. Мне пришло в голову, что от таких напастей нет другого лекарства, кроме долготерпения, и я постарался прожить еще немного. Один хороший год сменялся двумя не очень-то хорошими.

Через несколько лет после этого на Остров приехала на каникулы благородная девушка из ирландской столицы. Недолго здесь прожив, она завела себе подругу, и выбор ее пал на мою дочь. Человек нередко проявляет интерес к кому-то еще, выделяя его из всех вокруг. С тех пор они каждый день проводили вместе какое-то время. В один день они ходили в холмы, в другой – на пляж и на море, а если погода была жаркой и влажной – отправлялись плавать. Однажды, когда они именно этим и занялись, пришла полная вода, но прилив оказался слишком сильный для них. Чем больше они приближались к земле, тем дальше их от нее относило, пока они не выбились из сил. Мой сын копал картошку в огороде у дома – это было в начале осени. Сильный духом парень и хорошо умел плавать. Восемнадцать лет ему было. И вот он увидел двух женщин в полосе прилива, сразу узнал их и понял, что они не смогут выплыть сами.

Он бросил лопату и помчал коротким путем со скал к берегу, пока не выбежал на пляж. Не снял с себя никакой одежи – ни ботинок, ничего, – потому что они были уже слишком далеко в море, и когда сам бросился в воду, он увидел, что благородная женщина начала тонуть.

Он поплыл вперед и закричал своей сестре, сказал ей пока держаться на поверхности воды и что благородная женщина тонет, а он попробует сперва вытащить ее. Но хоть он и попытался, и сам он, и женщина ушли на дно вместе. Другой человек вытащил его сестру, которая уже едва дышала. Лодки подобрали тела двух остальных. Вот какое зрелище предстало нам, когда мы с Пади возвращались с рыбалки.

Вот так. Пришлось выдержать и это несчастье, как-то его пережить. В день похорон – это были самые большие похороны, что когда-нибудь случались в Дун-Хыне, – их долгое время несли в одной процессии, а потом разделили, и каждого повлекли в свою церковь.

Семья этой молодой женщины долгие годы после того была очень добра ко мне. Не знаю, должно быть, они уже давно в могиле. Когда оба они нашли меня в Дун-Хыне – ее отец и мать, – мне пришлось им показаться, и, наверно, они думали, что я просто в ярости, ведь из-за их дочери утонул мой сын; но на самом деле я очень хорошо все понимал. Если она и могла быть в чем-то виновата, то они уж точно нет, потому что в то время были далеко отсюда, у Черной скалы[126] рядом с ирландской столицей.

Думаю, если бы не дядя Диармад, я бы никогда не оправился, с помощью Божьей, – потому что моя дочь, та, что тонула в море, по-прежнему едва дышала, и вряд ли можно было питать особые надежды на то, что она когда-нибудь придет в себя. Будь я до конца уверен, что она справится, мне бы не казалось все так плохо.

Бродяга приходил ко мне каждый день и вечер, чтобы рассеять и развеять мрак и безысходность, какие он чувствовал в нашем доме. Он приводил нам разные другие примеры, бывшие во много раз хуже того, что случилось с нами: корабль, погубивший сотни людей, банк, который рухнул, похоронив под собою всех, завалы, где толпами гибли шахтеры, – и все это он рассказывал, чтобы нас поддержать.

Вскоре стряслась беда и с самим нашим бедным Бродягой. У него были здоровые, крепкие сыновья, и, казалось, совсем скоро он сможет жить в свое удовольствие, предоставив детям хлопотать о себе, а его единственной заботой будет только раздавать им указания.

Вскоре после всего этого он зашел повидать меня, а я еще ничего не знал.

– Что-то тебя привело, – сказал я ему.

– Несчастье привело, – ответил он.

– Что такое? – спросил я, и мне пришлось долго ждать его ответа.

– Ну, – сказал он, – вчера поздно вечером лучший из моих парней, Пади, бегал за овцой, и пока ее высматривал, споткнулся и ударился головой об острый камень. У него пошла кровь. Не то чтобы он сильно поранился, но у него там большая дырка и, наверно, внутри застрял кусочек кости.

– И что ты теперь собираешься делать? – спросил я его.

– Мне нужны священник и врач, – сказал он. – Погода сегодня хорошая, так что будь готов.

– Я сейчас же иду с тобой, а ты созови остальную команду, – сказал я ему и стал собирать все, что нужно.

Когда мы приехали в Дун-Хын, пришлось двоим из нас отправиться за священником, а двое прочих подались по дороге в Дангян-И-Хуше. Священник, к которому направились я и еще один человек, Пади Шемас, был с севера[127]. Сам Бродяга и его брат Лиам двинулись за доктором. Им предстоял долгий путь, уверяю тебя, – идти пешком, безо всякой лошади или осла.

Когда мы прибыли к священникам, их не было дома и нам нужно было подождать их возвращения. Приходской священник задал вопрос, что привело нас так поздно. Мы рассказали про все, что случилось с парнем и что мы здесь почти целый день. Он спросил, велика ли опасность. Мы сказали, что да и что двое других пошли за врачом. Священники посоветовались друг с другом, и молодой вызвался сейчас же идти вместе с нами, и велел нам шагать впереди.

Мы поблагодарили его и поспешили по дороге со всех ног, потому как знали: священник обгонит нас, даже притом, что мы пошли короткой дорогой. Но мы добрались быстрее, чем думали. Придя в гавань Дун-Хына, мы обнаружили, что ни доктор еще не прибыл, ни священник. День между тем истекал, и нам надо было ехать назад, и оставалось совсем немного времени, чтобы достичь Большого Бласкета. Чуть задержавшись, священник присоединился к нам, и, конечно, мы взялись спускать лодку на воду.

Нас было всего шестеро, но этого достаточно, если вечер хороший; двое других задержались где-то с доктором, и мы даже не знали, когда они нас нагонят и нашли они врача или нет. Пока мы надеялись, что они появятся. Вскоре мы взглянули на скалы, и там, наверху, увидели их обоих, а с ними – доктора. Что ж делать, вернулись и забрали их на борт. К тому времени как мы доплыли до Острова, ночь была черным-черна – и конечно, потом нам пришлось возвращаться обратно и снова отправляться домой. Оба – и священник, и врач – посчитали, что малый очень плох, но доктор сказал, что если там, внутри, есть кусок кости, то он останется с ним навсегда.

– Зато, – сказал он, – если дело не в обломке, то его беспокоить ничего не будет.

Вот так. И не то чтобы мы ввосьмером весь день провели без дела, только на Острове так всегда и бывает: вечные невзгоды во времена лишений. А бедный парень так и не вернулся к прежней жизни, пока не ушел в мир иной.