– Одинаковые ли львы стоят у входа в университет?

Народ задумывался, и не всегда он получал правильный ответ. Знаете, когда много лет проходишь возле какого-то места, то взгляд как бы «замыливается» и на детали не обращаешь внимание. А следующий вопрос:

– А сколько все-таки львов стоит у входа?

Многих повергал прямо в шок. Однажды Евгений Петрович участвовал в радиопередаче и задал этот вопрос радиослушателям. Минут через пять откликнулась выпускница одной из школы г. Владивостока и дала правильный и обстоятельный ответ.

Евгений Петрович пообещал девочке льготные условия для поступления в вуз, но они ей не понадобились, так как она закончила школу с золотой медалью.

Ну так вот. У входа в здание бывшего Восточного института по ул. Пушкинской во Владивостоке расположилась целая семья из четырех львов.

Если встать спиной ко входу, то слева гордо восседает он – властелин мира, с достоинством положив лапу на шар, символизирующий нашу планету, а справа не менее гордо застыла львица: под левой лапой у нее изогнулся малыш-львенок, а на спину заполз другой. Кстати, больше нигде в Китае или в других местах, где были установлены шицза, Евгений Петрович не видел семейства из четырех львов…

А тогда, перед входом в университетскую гостиницу в Харбине, приглядевшись к скульптуре шицза, он почувствовал какое-то несоответствие в их расстановке, а затем удивился: львы стояли не так, то есть на месте львицы стоял лев и наоборот.

Он засомневался: «А правильно ли стоят львы в нашем университете?» Не перепутали наши предки чего-нибудь? Да, вроде не должны были. Все-таки Восточный институт! Китаисты!

Евгений Петрович обратил внимания своих спутников на несоответствие в расстановке львов. Сначала они восприняли это, как шутку, но потом, когда проезжали по Харбину, и он несколько раз показал им, как правильно должны стоять львы, почти каждый из коллег, опережая друг друга, тыкал пальцем в окно автобуса:

– А вот «правильные львы»!

Без шуток, конечно, не обходилось.

На приеме по случаю нашего приезда, сидя за круглым китайским столом, на верхний вращающийся стеклянный круг которого подавались все новые и новые блюда, Евгений Петрович все-таки спросил у китайского ректора:

– Почему львы у входа в университетскую гостиницу перепутаны местами?

То ли он не понял вопроса, то ли переводчик неверно перевел, ректор стал рассказывать о древнем китайском обычае устанавливать пары львов перед входом для защиты домов. Евгений Петрович повторил вопрос. На что ректор с гордостью ответил, что он сам лично руководил установкой шицза.

Между тем, Евгений Петрович обратил внимание, как ловко ректор орудовал палочками, доставая ту или иную еду. Но что интересно, палочки он держал в левой руке. Ректор был левшой. Кажется, теперь Евгений Петрович понял, почему шицза у входа в университетскую гостиницу стояли не так…

А одиночных львов, подобных стоящим у входа в вуз во Владивостоке, и по легенде отправленных порознь в Хабаровск и Санкт-Петербурге, так и не смогли отыскать.

Видимо, по одиночке шицза не живут.

При советской власти Евгению Петровичу доводилось бывать в заокеанских странах. Тогда он был в погонах, и государственный аппарат жесточайше следил за мыслями, взглядами, движениями своих подданных.

Но вот на страну рухнул 1990 год, и плотина тоталитаризма была наконец прорвана. Тогда-то грязевой сель «демократии по-русски» и утопил мысли, залил уши, залепил глаза. Правда, грязь, вынесенную на гребень «победы», новые русские демократы постарались застенчиво прикрыть вуалью розового романтизма. А первый Президент России украсил эту вуальку юридическим букетиком: разрешено все, что не запрещено.

В списке незапрещенного оказались псевдодемократические визиты в капиталистические страны под любым благовидным поводом.

Одним из таких поводов оказалось побратимство российского Владивостока с американским Сан-Диего. Чтобы узаконить и закрепить эти отношения двух портовых городов, новоявленные демократы, оголтелые от собственной молодости и нечаянной власти, организовали чартерный рейс из Владивостока в Сан-Диего. Почему-то начинающие приморские властители включили и Евгения Петровича в свою делегацию. Возможно, потому, что он был совсем недавно избран на должность ректора политехнического института и, видимо, по мнению организаторов поездки в Сан-Диего, имел все основания именоваться «молодым ректором». Впрочем, демократы могли включить его в свою делегацию и по более прозаической причине: для придания официальности и ученого авторитета своей поездке в США. Впрочем, не надо гадать, какие мотивы двигали этими людьми, когда они вносили в список делегации его фамилию, но факт остается фактом: впервые в США он попал в составе той «демократической» делегации приморцев.

Для Евгения Петровича эта поездка была очень своевременной. Предполагалось побывать не только в Сан-Диего, но и еще в нескольких городах США. И он надеялся как можно полнее познакомиться с методами и формами экономики высшего образования в США. Дело в том, что он вступил в должность ректора в далеко не лучший период экономического состояния страны. Вуз хоть и содержал в своем названии титул «государственный», но в 90-е годы государственные чины не очень заботились даже о минимально зримой финансовой поддержке российского образования. Поэтому ректорам приходилось буквально на ходу изворачиваться, выискивая всевозможные лазейки, чтобы отыскать хоть какую-нибудь финансовую поддержку своим университетам. А высшее образование в США сплошь и рядом стояло на коммерческом фундаменте. Как стояло? За ответом на этот вопрос Евгений Петрович и поехал в США.

То была его первая поездка в Америку.

Впрочем, первой она оказалась во многих отношениях. Ни до (в советские времена), ни после визиты за рубеж (а особенно – в США) не носила такой сумбурный, суматошный, непонятный во всех отношениях характер, как эта поездка. Первой она оказалась и потому, что впервые он встречался с американцами, проявлявшими хоть малейший намек на желание познакомиться. В общем, несмотря на безалаберность поездки, кое-что полезное и нужное для себя и для университета он из первого визита в Америку вынес.

Например, как ректор одного из ведущих вузов Дальнего Востока, он узнал, как можно, нужно и даже необходимо действовать в сложившихся в России к этому времени экономических условиях, чтобы вытащить университет из безденежья и долговой ямы.

Второй плюс той поездки – зарубежные знакомства. В годы советской власти, когда Евгению Петровичу приходилось бывать в зарубежных странах как руководителю морской практики курсантов, знакомства с иностранцами случались.

Но именно – случались.

Те знакомства не несли за собой не только каких-либо обязательств, но и не таили в себе долговременной продолжительности. В ту пору они были советскими людьми, и во всех ситуациях за них думало государство, отвечало государство, решало проблемы – тоже государство, руководило действиями и возможностью мыслить – все оно – государство.