На пятый день протрезвевшие и оттого злые браконьеры взяли управление кораблем в собственные руки и посадили его на космодром планеты, шедшей первым пунктом в их планах. Пропойц мучил страшный сушняк и головные боли, которые они глушили зельями и таблетками, матюгаясь, шатаясь по кораблю со стаканами воды в руках и собираясь идти по делам. Очередной стакан воды Болтер выплеснул в миску Тани со словами:

— К чертям собачьим эту воду, никакого толка с неё нет! Провернём делишки — пива выпьем, вот то дело будет!

О еде мужчины и слышать не могли, соответственно и Таню накормить не подумали. Они протопали в трюм, взяли несколько мешков с разными шкурами и растворились в тумане за входным люком. Люк захлопнулся, и Таня осталась в беспросветной мгле.

«Либо неправду говорили в земных фильмах, что собаки отлично видят в темноте, либо у меня порода не зоркая, — вздохнула Таня, укладываясь на пол клетки. Она могла стоять в ней полный рост, но уши при этом касались потолка, и возможностей поразмяться клетка предоставляла немного. — В лесу никогда не было настолько темно, там всегда светила луна, серебрилась вода реки, и я не была слепой. Как ужасно, когда твоей жизнью полностью распоряжаются другие! Когда ты ничего — абсолютно ничего! — не можешь сделать сам. Захотели — накормили, не захотели — сдохнешь с голода и всем плевать. Страшно представить, что испытывают люди, оказавшиеся в таком же положении в человеческом теле, люди, о разумности которых знают… и сознательно уничтожают в них волю и свободу мысли! Невольничьи рынки — это… самый отвратительный и подлый способ убить в человеке всё человеческое. Нет ничего хуже, чем лишиться свободы, лишиться возможности что-то делать, чему-то учиться, самостоятельно устраивать свою жизнь и что-то менять в ней!»

В темноте отчётливо слышалось шуршание мелких грызунов, которых частенько на все лады ругали браконьеры: это были шурхи, способные не только электрическую проводку изгрызть, но, по словам Болтера, даже металлические детали конструкции корабля начисто сжевать. Таня сильно сомневалась в последнем, поскольку на её клетку зверьки ни разу ещё не покушались, а так было бы здорово, если бы какой-нибудь шурх перегрыз прутья и подарил бы Тане шанс на побег. Пусть в тёмном мире, но то была бы свобода!

Бирс с Болтером вернулись спустя несколько часов. Вначале Таня слышала, как они бренчали люком, ведущим снаружи напрямую в трюм, потом ходили по трюму, таская мешки и переговариваясь с человеком, который остался на улице и пересчитывал сдаваемые ему шкуры зверей. Затем звякнул люк, ведущий в жилую часть корабля, и в глаза Тани ударил дневной свет, успевший сменить утренний туман. В тамбур вошли трое, запах одного человека был незнаком.

— Во, Цаст, глянь, какая красотка! Возьмёшь себе? Недорого отдадим! — пообещал Бирс своему спутнику, встав возле клетки и ткнув в Таню тростью, чтобы пошевелилась, встала и показала себя во всей красе.

— На кой мне собака? — равнодушно спросил мужчина в добротной чистой одежде, брезгливо отворачивая нос от перегара, которым дыхнул ему в лицо Бирс. — За выделку шкур плати.

— Так собаку и возьми в счет оплаты, она много стоит! — заюлил Бирс, а Болтер принялся расписывать, какая дорогая порода длинношерстная колхи, и что такие собачки охраняют дворцы богатеев.

Названный Цастом захохотал им в лицо:

— Какие дворцы, совсем ополоумели? Эта собака в светлых мирах может кучу кредитов стоить, и то — если документы на неё имеются и в этих документах всё чисто, а у нас это просто дармоедка ненужная. Вот пса-охранника или бойцового пса, чтоб на ринге его выставлять, я бы взял, а эта мне на кой? Короче, если не заплатите за шкуры, сколько уговорено, то я себе четвёртую часть меха в счёт оплаты возьму.

— Четвёртую часть?!! — взвыли браконьеры. Плюнув на Таню и вновь бросив её в темноте и одиночестве пустого корабля, они побежали вслед за скорняком[7].

Они отсутствовали двое суток. Вода у Тани кончилась, она дошла до такой степени тоски и отчаянья, что со скуки и голода взялась ловить шурхов. Тихо-тихо сидела она в своей клетке, не шевелясь часами напролёт, пока один из зверьков не решался исследовать новые просторы за прутьями решётки. В этот момент Таня делала рывок вперёд и к исходу первых суток одиночного заточения исхитрилась поймать одного шурха. Голод немного унялся, но на второй день жажда после съеденного целиком грызуна стала настолько невыносимой, что Таня готова была выть и биться в своей клетке, если бы в результате получила хоть глоток воды.

«Всякая ли жизнь стоит того, чтобы её прожить?» — спрашивала себя Таня и начинала надеяться, что случится то, о чём предупреждал Набарр: она сойдёт с ума, а бесполезный для тела сумасшедший разум будет отторгнут телом и облегченно воспарит к небесам. В питомнике Набарра несколько девушек так погибло, не дотянув до выставки, и маг крепко тогда ругался и наведывался на Землю за новыми жертвами.

«А в питомнике собак кормили и поили исправно, выгуливать выводили, не держали сутки напролёт в малюсенькой клетке, так что у меня есть все шансы отдать богу душу. Поскорей бы», — мучилась Таня, страдая от жажды и голода, бродя по кругу в своей конуре, чтобы не страдать еще и от спазм в затёкших мышцах. Как в полусне она регулярно делала зарядку и вычищала свою шкурку, заставляя себя делать то немногое, что еще могла делать. Сохраняя в себе хоть что-то человеческое в ожидании скорой смерти.

Вернувшиеся «хозяева» вместо воды и еды наградили её ударами палки сквозь прутья решётки — им не удалось найти ни одного торговца, ни одного спекулянта и мошенника, который увидел бы резон приобретать породистую собаку не боевой породы, да ещё и слабую сучку в придачу. Только на следующее утро, когда Таня лежала безжизненно и вывалив распухший пересохший язык, Болтер проворчал:

— Тут все идиоты, дальше своего носа не видят, в других мирах её продадим, — после чего налил измученной собаке воды и выдал ей кусок синтетического мяса.

Поездка в другие миры откладывалась на неопределённый срок. Опасаясь конкурентов, что могут «вычистить» заповедник без их участия, и всекосмической полиции, что может надёжно перекрыть доступ к богатствам мира Маэль, ввергнутого в пучину гражданской войны, браконьеры совершали челночные рейсы из заповедных лесов до скорняка на ближайшей планете. Все поездки как близнецы походили на первую: пока добывали «товар» в лесах, Таню до отвала кормили обрезками оленьего мяса и не забывали наливать ей свежей воды, а потом четыре дня она проводила в темноте, без еды и питья, охотясь на шурхов и доходя до отчаяния в муках жажды. Затем следовали пара дней в другом мире и обратный путь к планете Маэль, ничем не отличающийся от пути к скорняку. Нагрузив корабль контрабандным товаром, браконьеры мечтали уломать Царса на меньший процент за его работу, а мясников — на большую плату кредитами за сдаваемое мясо. На обратном пути они монотонно ругались на скорняка, дерущего сто шкур, и на перекупщиков, принимающих натуральное мясо по цене синтетического. Таня пришла к выводу, что в тёмных мирах мало тех, кто занимается делом, не включающим в себя грабежи и убийства, и все специалисты в какой-либо профессии там наперечёт и очень ценятся, поэтому невозможно найти другого скорняка или других мясников. Бирс с Болтером поговаривали о врачах, охраняемых целыми группировками бандитов, о ювелирах, умудряющихся вести подпольную торговлю даже со светлыми мирами, выменивая на драгоценные камни технику новейших достижений.