– Умница у тебя хорт, – похвалила Мелизенда. – Можно, он будет спать в нашей спальне?

Хорт посмотрел на нее с укором, а как же бегать по ночам и душить лесных зверей?

Ютланд присел, смахнул ладонями последние листья. В широкой каменной плите отчетливее проступили среди знаков и узоров глубокие выемки для пальцев.

Он потрогал, примеряясь, Мелизенда видела, как напряглись его плечи, когда отыскал места, за которые можно ухватиться.

Сухо затрещало, щелкнуло, словно под руками Ютланда разломился камень. Плита осталась на месте, только Ютланд начал разгибаться с таким усилием, что лицо побагровело, а на висках вздулись толстые жилы.

Мелизенда охнула, когда верх каменной плиты отделился и остался в его руках. Снизу пахнуло нечистым теплом, а Ютланд с усилием повернулся и с тяжелым грохотом уронил свой груз в сторону.

В том месте, что открылось, Мелизенда рассмотрела под широким камнем квадратный и с черными краями лаз, словно оплавленный древним огнем.

Ютланд сказал сразу и по-мужски без лишних раздумий:

– Подожди здесь. Я быстро.

Она охнула:

– Полезешь?

– Конечно.

– Не зная, что там?

– А как иначе узнаю? – ответил он резонно. – Дядя Рокош говорил, мужчины для того и рождаются, чтобы вы, женщины, сидели в тепле, а мы очищали для вас мир от чудовищ и делали его безопасным.

– Как напыщенно, – сказала она. – И как по-детски… Хотя чего ждать еще от мужчин?..

Ютланд, не отвечая, вернулся к Алацу, отцепил свой таинственный меч и, одев перевязь через голову, без раздумий прыгнул в темный лаз. Она охнула, Ютланд на пару мгновений завис, держась на руках, всматриваясь вниз и пытаясь что-то нащупать ногами, потом пальцы разжались, его будто дернуло в опасную тьму.

Мелизенда поспешно покинула седло и, опустившись на кучу листьев рядом с лазом, свесила голову, пыталась что-то разглядеть, но чернота чернее ночи, хотела крикнуть: «Ты еще жив?», но устыдилась, это как бы признание, что отпустила его чуть ли не на смерть, а женщины не должны так делать, прокричала в страхе:

– Ты еще там?

Далеко снизу донеслось слабое:

– Жди…

– Ты ничего не сломал? – крикнула она. – Ты падал с большой высоты, да?

– Что-то сломал, – донесся удаляющийся голос, – но пока не рассмотрел…

Она старательно вслушивалась, но снизу полная тишина, словно Ютланд лежит бездыханный, хотя ну не может такое быть, он вовсе не безрассудный, даже осторожный и осмотрительный, как часто бывает с теми, кому с детства достаются побои и неприятности.

Под ногами Ютланда в самом деле затрещало, когда он рухнул с высоты и, не удержавшись на ногах, упал и откатился в сторону. Когда глаза привыкли к темноте, рассмотрел множество костей, а в двух местах и сохранившиеся скелеты.

Осторожно осматриваясь, обнаружил рядом со скелетом дубинку, окованную медью. Дерево уже сгнило, но медь только позеленела, сохраняя форму некогда грозного оружия.

Сверху донесся звенящий от страха голос:

– Ты как хочешь, но я тоже прыгаю!

– Не смей, дура!

– От дурака слышу…

Она расцепила пальцы и, как ей показалось, с похолодевшим сердцем падала очень долго, затем сильные руки ухватили на лету, прижали к его горячему телу и тут же бережно опустили подошвами на землю.

Едва он ее отпустил, тут же рядом в темноте послышались удары камня о камень, вспыхнула сухая ветка. Ютланд разогнулся от земли, держа в руке нечто вроде факела, оскалил зубы в нехорошей усмешке.

– Страшно?

– А вот ничуть! – пискнула она отважно в ужасе.

– Тогда иди следом, – велел он. – Дурочка.

– Зато верная дурочка, – подчеркнула она. – Видишь, я храню тебе верность! Я эта… преданная женщина.

Он отыскал какие-то странные тряпки, одну намотал на длинную кость то ли человека, то ли животного, поджег ткань от своего факела и всунул кость ей в руку.

– Держи! Не так будет страшно.

– И смогу посветить тебе, – ответила она. – Ютланд, я даже не знала, что ты такой умный.

Он хмыкнул, пошел в темноту вдоль стены. Она с трепещущим сердцем двинулась следом. Страшновато, даже если крепко сжимаешь толстую палку с огнем на конце, а когда оглянулась через некоторое время, сердце сжалось от недоброго предчувствия, когда вот так смотришь из глубины каменной пещеры на уже далекий сверкающий вход, залитый золотом солнечных лучей.

– Почему не берешь в руки топор? – прошептала она. – Здесь так страшно…

– Факел сейчас нужнее, – ответил он.

– А если нападут?

– Успею, – заверил он.

– А если что-то очень огромное и страшное?

Он буркнул:

– Для огромного и страшного Меч Хорса.

– А ты что… боишься к нему притрагиваться?

Он посмотрел на нее с недоумением:

– К мечу бога войны?.. Шутишь? Я должен использовать его только против богов. Или хотя бы дивов.

– А иначе нельзя?

Он негодующе фыркнул.

– Использовать против людей? Это все равно что заставить тебя готовить мне обед и стирать носки!

Она кивнула, подумала, лицо ее приняло серьезное рассудительное выражение, наконец проговорила медленно и с жертвенной торжественностью:

– Только скажи. И я буду готовить тебе обеды. Но ты должен их есть, согласен?

– Я все ем, – ответил он отважно, но посмотрел на нее и переспросил: – Надеюсь, ты шутишь?

Она вздохнула.

– Да, конечно, шучу. Такие шутки, что плакать хочется.

Он остановился, вертел головой, даже горящую ветку отвел в сторону, чтобы треском не мешала прислушиваться.

Она спросила с тревогой:

– Что случилось?

– А ты не слышишь?

Она покачала головой:

– Нет…

Он пробормотал:

– Но это так отчетливо… Хотя, возможно, зов только для мужчин?

– Да? – переспросила она. – Женские голоса?.. Призывающие прибыть и пораспутничать?..

– Я не о том…

– Тогда выражайся яснее, – сказала она строго. – Могу поучить. А то могут не понять, если даже я понимаю не совсем так.

– А ты что, понимаешь меня лучше?

– Обязана, – сказала она рассудительно. – Жена должна понимать своего мужа с полувзгляда, даже если он еще и сам не сообразил, чего хочет!.. И подсказывать ему, что он, оказывается, возжелал!

Ветка горит слишком быстро, он отыскал другую, потолще, успел подумать, что какой-то зверь таскал их сюда для гнезда, да что-то помешало, поджег от догорающей, огонь разгорелся охотно и хотел было побежать по всей длине, но он повернул горящим концом вверх, пламя не человек, ему спускаться труднее, и с таким факелом осторожно пошел вдоль стены пещеры.