– А вот дальше самое интересное: Григорьев и Пиф служат вместе с Наро-Фоминска, с учебки, и дальше попадают в одну часть, где к ним присоединяется этот самый Рашид. Киримов.

– Служили три товарища, – говорит Сухов.

– Преамбула, – кивает Кирилл. – А теперь амбула. Пришлось повозиться, покопался чуток в интернете. Да. Действительно. Евгений Максимович Епифанов скончался четверть века назад, в 1993 году, – он кивнул Ванге. – Информация достоверная. Но… Друзья съезжались на похороны и пообещали позаботиться о вдове. И малолетнем сыне.

– У Пифа остался ребёнок?

– Именно. На тот момент мальчику было три года. Его, кстати, назвали Максимом, вероятно, в честь деда. Григорьев присматривал за ребёнком, помогал, и когда тот подрос, отслужил, между прочим, в Псковской десантной дивизии, устроил к себе на работу. Своим помощником.

– Твоя дивизия! – Свиркин мотнул головой. – Вот она как тасуется колода. – Хихикнул: – Сейчас ему должно быть лет…

– Двадцать восемь, – с подчёркнутой вежливостью улыбнулась ему Ванга. – Кирилл только что сказал об этом.

– Угу, – упомянутый Кирилл извлёк из своей стопки бумаг нижний лист, показал его остальным. На нём была отпечатана фотография.

Цветное изображение:

– Знакомьтесь: сын Пифа, Епифанов Максим Евгеньевич. Молодой человек, без особых примет, на фоне авто, вероятно, собственного.

Ванга посмотрела на фото как-то исподлобья:

– Где он сейчас живёт? – её голос прозвучал чуть ниже привычного регистра.

– Далеко не уехал от семейного гнёздышка, – ухмыльнулся Кирилл. – Прописан на Нижнепервомайской.

– Правда, недалеко, – сказала Ванга. – Это что же такое…

– Это могло бы многое объяснить, – говорит Сухов. – Чего морщишься? Слишком хорошо, чтобы быть правдой?

Ванга как-то зябко пожала плечами:

– Сотрудник Аркаши, значит…

– Помощник, – уточнил Кирилл. – Вполне вероятно, мог бы иметь доступ к тексту. Если уж мы рассматриваем такую версию.

– В горячих точках поучаствовал? – спрашивает Сухов.

Кирилл смотрит на него с пониманием:

– Нет. Я проверил, – говорит он.

Ванга как-то странно дёрнула челюстью, подула на прядь волос, которая попыталась упасть ей на лицо.

– Макс… – растянуто произнесла она. Посмотрела на Лёву, опять в глазах это сонное выражение. – Чего ж ты у нас за гусь такой?

Сухов только сейчас понял, что за листок бумаги у неё в руках. Кирилл и Свиркин этого не знают, они не были на выставке, но Сухову это изображение хорошо знакомо. Ванга для чего-то распечатала фото главного живописного творения Форели, по крайней мере, центральной работы недавней экспозиции, «Две свечи», но сейчас словно забыла про неё.

«Что, Глупость, опять это «ж-ж-ж» неспроста?» – мелькнуло в голове у Сухова.

– Ну, либо это никак не связано, – философски заключил Лёва Свиркин, – либо… сами понимаете.

Ванга смотрит на лист бумаги у себя в руках. Наконец сонное выражение покидает её взгляд.

– Ты большой молодец, – кивая, она хвалит Кирилла.

– Ну что, будешь танцевать? – спрашивает тот.

– Уже, – теперь кивает горячей. – Вовсю.

– Статический танец, – говорит Лёва Свиркин. – Фирменный знак девушек-сыщиков.

Сухов смотрит на Вангу, хочет что-то добавить, его что-то очень не устраивает, но ей снова приходит сообщение в Ватсап.

– Извините, – просит девушка-сыщик. Отходит в сторону со своим телефоном. Самое свежее сообщение от Ксении Суховой: «Надо поговорить» – и больше ни слова. Как обычно. Даже без приветствия. Хочет казаться крутой и немногословной. Минималистика… Ванга улыбается: возраст, сама такой была. Всё же тень тревоги на лице: очень непростой возраст. Предыдущее сообщение от Игоря. Ванга открывает его. И видит фотографию Дюбы. Читает то, что ей написал мужчина, которого она должна бросить. Молчит. Сухов видит, как застыло её лицо. Ванга расширяет фото Дюбы на весь экран. Всё ещё молчит. Что происходит? Что-то сегодня совпадения льются, как из рога изобилия. Это дары? Или…

«Бойся данайцев, дары приносящих», – мелькает мысль. И хоть она довольно банальна, эта мысль, ей всё же удаётся застрять некомфортной занозой где-то на краешке сознания.

Или это просто не связанные друг с другом события.

Наконец Ванга улыбается.

«Вот кто действительно крутой! – думает девушка-сыщик со склонностью к весьма пограничным оценкам. – Хэппи бомжик».

Глядя на весёлую физиономию Дюбы, невозможно не улыбнуться. И перед тем, как показать его фотографию Сухову, она говорит вслух:

– Похоже, и правда – бинго!

– Я думаю, что это не связанные друг с другом события, – добавил её работодатель и замолчал.

«Чёрт, всё-таки не вовремя я уехала, – подумала Мадам и переложила телефонную трубку к другому уху. – Вот ведь, как чувствовала».

– Значит, Ольгин муж знал про вас?

– Ну да, – кисло подтвердил он. – Выходит, так…

– Ты сказал, он её запер?

– Да, – Мадам услышала его смешок и то, что он закурил. – Посадил под домашний арест, так сказать.

– Ты ведь понимаешь, что это не совсем… Я не очень разбираюсь в терминах… незаконное удержание? Вообще-то, на уголовщину тянет.

– О чём ты? Сенатор Орлов… Да и она же у себя дома. Он ей так и сказал.

– Надеется, что одумается?

Он помолчал. Курит. Провоняет всю квартиру, а ведь обещал… Вот, правда, оставил бы он тогда эту чёртову Форель в покое, ничего б такого не случилось. Мадам снова вспомнила свою бабку, конотопскую ведьму. Её работодатель вздохнул:

– Я думаю, так всё пожёстче, – сказал он. – И попроще. Ему просто не надо всего этого! Чтоб даже косвенно, через Ольгу, его задела вся эта история. Там борьба кланов, он должен себя обезопасить хотя бы с этой стороны. Там конкретный парниша; я думаю, просто молодому любовнику давно бы переломали все кости.

– Потому что ты – известный писатель?

– Даже на это наплевать! Скорее потому, что вокруг нас рыщет серийный убийца, который метит в герои интернета. В моих книгах тоже так.

– Похоже, – ей пришлось согласиться. Но от этого стало только тревожней.

– Всё проще. Вот и закрыл! А когда всё подуляжется… Ну да, может, и одумается.

– Это хорошо, что ты помирился с Суховым, – вдруг сказала она.

– Да мы и не ссорились. Нормальный он мужик, – усмехнулся. – Мдаа! Смотрю, ты и вправду к нему неровно дышишь.