— «Так с часу и на час мы созреваем, а после с часу и на час — гнием»[37].

Изумление на ее лице показало, что похожие строки Константин Клойс выдавал ей за собственное творение, поэтическую доктрину своего культа.

— Нет, — она покачала головой. — Все не так. Должно быть… «И с часу и на час мы созреваем, тогда как с часу и на час они гниют». Они гниют, ты гниешь, вы, невежественные клокеры, гниете и гниете — не мы.

Слезы наполнили ее глаза, но меня они не тронули. Я полагал, что эта соленая вода — тот же яд гадюки.

— Ты злобный кусок дерьма. Ты все порушил, — и по горечи ее голоса я понял, что порушил не только их вечную жизнь в Роузленде, но заставил ее сомневаться в правильности философии и мифов, которые использовал Константин Клойс, чтобы обосновать их право на жизнь вне рамок, правил, страха. Я сделал крохотный надпил на канате «вечной любви», который, как заявляла она, связывал ее и хозяина Роузленда.

Сейчас она выглядела так, словно прикидывала, какие у нее шансы застрелить мальчика и убить меня до того, как я убью ее, — так разъярилась.

Я же услышал свой голос:

— Пока я ничего не порушил. Мы все сможем исправить, если ты захочешь.

Хотя я не знал, куда меня могут завести эти слова, на Тимоти я посмотреть не решался. Любой обмен взглядами Виктория истолковала бы как гарантию того, что я его защитник и ее враг.

— Ничего уже не поправишь, — возразила она. — Они мертвы. Ты впустил уродов в дом, и они убили всех.

— Я их не впускал, — и в этом я не лгал. Во всяком случае, я точно не собирался выпускать их в дом. — Да и мертвы не все. Ты по-прежнему жива. Генри Лоулэм в сторожке. И Константин, насколько я знаю. Вы и Роузленд сможете жить и дальше… если я получу, что хочу.

— Давай я скажу тебе, чего хочу я, — и она сказала, что хочет видеть меня, блин, мертвым, блин, обезглавленным и, блин, с моим блинским детородным органом, торчащим из моего блинского рта.

Хотя я не смотрел на стеклянные трубки, в которых вспышки света одновременно вроде бы двигались в противоположных направлениях, их мерцание позади женщины воздействовало на мой разум. Мне казалось, что тоннель на самом деле вагон поезда, мчащегося под землей и при этом покачивающегося из стороны в сторону, что и происходит с настоящим поездом. Виктория чаще сталкивалась с этим эффектом, а потому не ощущала его воздействия. Меня же начало мутить. Я даже испугался, что сейчас вырву. Она бы, конечно, тут же воспользовалась моментом, отправив нас с Тимоти в мир иной.

Внезапно, словно в ответ на поток ругательств, обрушивающийся на меня, я обнаружил, что играю плохиша, прикидываюсь, будто раньше она видела только мою маску, такую же фальшивую, как ее нынешнее имя Виктория Морс.

— Ты, конечно, роскошная женщина, но при этом глупая сучка. Разумеется, мы хотим одного и того же. Все хотят одного и того же. Ты сама так сказала.

— Не трахай мне мозг.

— Придет день, когда ты будешь умолять меня трахнуть тебя, — заявил Плохой Томас. — В следующий раз, когда я свяжу тебя, сука, это будет в постели. А теперь вытряси глупость из своей миленькой головки и позволь мне подсыпать мудрости в твой пустой череп. Если мы не будем действовать сообща, никто из нас не выживет.

Подозрительность оставалась, но я видел, что Плохой Томас представляется ей более здравомыслящим, чем Томас, которого она знала прежде.

— Мне нужно кое-что знать, Вики, — продолжил я. — Как долго продлится полный прилив? Когда мы избавимся от уродов?

Она ответила после паузы:

— Минимум — через час, самое большее, через два или три.

— Как часто случается полный прилив?

— Мы не знаем. С разрывом в год, три, пять. Он начался с ночных завихрений пару дней тому назад. Озон. Этот крик.

— Гагары?

Она содрогнулась.

— Это не гагара.

— Эти уроды, поркеры… раньше никогда не проникали в дом?

— Нет. Они никогда не ходили с молотками и топорами. Только с дубинками. Они становятся умнее.

Вспышки мерцали, двигаясь в обе стороны. Содержимое желудка поднималось к горлу.

Я шумно сглотнул, в надежде, что она не замечает моего состояния.

— Куда идет этот тоннель?

Вернувшись в прежнюю роль, она заявила, что не будет моим блинским гидом. Левой рукой обхватила шею Тимоти, а пистолет приставила к правому виску мальчика.

Плохой Томас не отреагировал на эту выходку. Я шагнул к ней, так что мою «беретту» и ее лицо разделяли теперь два фута.

— Слушай сюда, глупая шлюха, а не то я вышибу тебе мозги. Если ты думаешь, что меня тревожит судьба мальчика, тогда ты просто не врубаешься в ситуацию. Если я о ком и тревожусь, так лишь о себе. Если живым отсюда выйду только я, меня это вполне устроит. Но доводить до этого совсем не обязательно. Куда идет этот тоннель? — повторил я.

Она несколько мгновений всматривалась в мое лицо, потом смягчилась.

— Сначала на восток, потом разделяется на два, один уходит на северо-восток. Второй — на юг.

— Куда идет северо-восточный?

— В машинный зал под конюшнями.

— А южный?

— В гостевую башню.

— Это я и хотел услышать. Те два охранника, которые, по твоим словам, в отпуске. Их не существует, так?

— Может, и существуют.

— Да. Может, и Санта-Клаус существует. Вот как теперь будет, Вики. Аннамария и я остаемся в Роузленде. Мне нравится здешний стиль жизни. К богатству привыкнуть легко. И мне хочется вечно оставаться молодым. Я убил Семпитерно. Теперь займу его должность. Оборону мы укрепим. Подготовимся к следующему пришествию уродов, хоть через год, хоть через десять лет.

— Этому не бывать.

— Как бы не так. Если сейчас нас только трое, к следующему полному приливу нам понадобятся новые люди.

Мой желудок начал лениво бултыхаться, но я пристально всматривался в лицо Виктории, пытаясь не обращать на него внимания.

— Константин не позволит тебе остаться.

— Ты забываешь, что Константин пригласил нас. А кроме того, у нас есть для него подарок, который он действительно хочет получить.

— Какой подарок?

— Ребенок Аннамарии.

Скрытый смысл моих слов не вызвал у нее никаких эмоций. Ее глаза оставались пустыми, как глаза какой-нибудь куклы, оживающей в фильме и проявляющий острый интерес к кулинарии.

— Это не к Константину. Такое больше по части Паули.

Мое настроение еще больше ухудшилось, и я задался вопросом, какие еще сюрпризы, помимо тех, которые мне предстояло увидеть в машинном зале под конюшнями, могли ждать меня в Роузленде. Но выискивать их я не собирался.