В комнате было очень холодно.

– А что с нашим скандинавским другом? – спросил Эвери.

Леклерк посмотрел на него непонимающе.

– Я имею в виду Лансена. Не стоило бы кому-то встретиться и с ним тоже?

– Я сам позабочусь об этом. – Вопрос Леклерку явно не понравился, и он ответил осторожно, словно опасался, что его слова могут попасть в газеты.

– А жена Тейлора? – Эвери показалось проявлением излишнего педантизма называть ее вдовой. – О ней вы тоже позаботитесь сами?

– Я как раз хотел, чтобы мы занялись этим прямо утром, не откладывая. Она не подходит к телефону. А в телеграмме всего не выразить.

– Мы? – переспросил Эвери. – А нам обязательно ехать к ней вместе?

– Но ведь вы же мой помощник, не так ли?

Было слишком тихо. Эвери сейчас очень не хватало звуков транспорта за окном и неумолчных звонков телефонов. Днем повсюду сновали люди, пробегали посыльные, тарахтели тележки отдела регистрации документов. Оставаясь наедине с Леклерком, он всегда чувствовал, что ему остро не хватает кого-то третьего. Никто другой не заставлял его так следить за своими манерами, за каждым своим словом, никто не обладал привычкой строить разговор из не связанных между собой фраз. Лучше бы Леклерк дал ему на ознакомление еще какой-нибудь документ.

– Вы что-нибудь слышали о жене Тейлора? – спросил Леклерк. – Она надежный человек?

Заметив, что Эвери не совсем уловил суть вопроса, он добавил:

– Видите ли, она может поставить нас в очень затруднительное положение. Если ей это взбредет в голову. Нам надо быть с ней как можно обходительнее.

– Что вы собираетесь ей сказать?

– Нам придется импровизировать. Как мы это делали во время войны. Понимаете, она же ни о чем не догадывается. Она даже не знает, что он улетал за границу.

– Он мог ей сказать об этом.

– Только не Тейлор. Он был человеком старой закалки. Его четко проинструктировали, и он знал правила. Самое главное, что она будет получать за него пенсию. Безупречная служба, и все такое… – Он сделал еще один порывистый жест рукой.

– А другие сотрудники? Что вы скажете им?

– Сегодня же утром соберу совещание глав отделов. Что же до остальных, то будем придерживаться версии несчастного случая на дороге.

– Возможно, это и был всего лишь несчастный случай, – предположил Эвери.

Леклерк опять улыбнулся, сжав губы в жесткую линию, словно и не улыбался вовсе, а скорее грустно усмехался.

– В таком случае мы просто скажем всем правду, и наши шансы получить пленку тоже заметно возрастут.

На улице под окном по-прежнему не проезжала ни одна машина. Эвери проголодался. Леклерк посмотрел на часы.

– Как я вижу, вы снова просматривали доклад Гортона, – заметил Эвери.

Леклерк покачал головой и легко погладил папку, словно это был его любимый альбом с фотографиями.

– Отсюда ничего больше не почерпнешь. Я перечитываю его вновь и вновь. Все снимки увеличили для меня до максимально возможных размеров. Люди Холдейна изучали их днями и ночами. Но мы не продвинулись вперед ни на шаг.

«Сэра была права: я ему понадобился, чтобы скрасить ожидание», – подумал Эвери.

Леклерк снова заговорил, причем так, словно в этом и заключался весь смысл их беседы:

– Я организовал для вас краткую встречу с Джорджем Смайли в Цирке сразу после окончания утреннего совещания. Вы слышали о нем?

– Нет, – солгал Эвери. Это была крайне деликатная тема.

– Он был у них одним из лучших. Во многих отношениях типичный представитель Цирка, но в позитивном смысле. Он то увольняется, то возвращается обратно. Совесть у него так тонко устроена, понимаете ли. Поэтому никогда не знаешь, с ними он сейчас или нет. Но он несколько отстал от реальности. Говорят, пьет не в меру. Когда-то работал в отделе Северной Европы. Он вам даст указания, кому передать пленку. Поскольку нашу секретную курьерскую службу расформировали, другого пути нет. В МИДе о нас и слышать не хотят, а после смерти Тейлора я не могу рисковать, позволив вам просто так носить кассету в кармане. Насколько хорошо вы осведомлены о Цирке?

С таким же успехом он мог спрашивать его об отношениях с женщинами – немолодой усталый мужчина, старший товарищ, не успевший набраться опыта в этой сфере.

– Мне известно не очень много, – ответил Эвери. – Так, больше слухи.

Леклерк встал и подошел к окну.

– У них там подобралась занятная компания. Некоторые, конечно, высококлассные специалисты. Одним из них был Смайли. Но в целом это сборище обманщиков, – внезапно резко бросил он. – Знаю, Джон, вам такое определение покажется неуместным по отношению к родственной спецслужбе. Однако ложь у них в крови. Половина из них уже сами не могут разобраться, когда говорят правду, а когда нет. – Он склонял голову то на одну сторону, то на другую, пытаясь разглядеть что-то двигавшееся вдоль улицы. – Омерзительная погода! И нужно добавить, что во время войны у нас с ними часто возникали конфликты.

– Я слышал об этом.

– Но только все уже в прошлом. Я не держу на них зла. Каждый делал свою работу. У них всегда было больше денег и людей, чем у нас. И задания они выполняли вроде бы более важные. Вот только у меня до сих пор остались сомнения, что они справлялись с ними лучше, чем смогли бы мы. К примеру, у них нет ничего и близкого к нашему аналитическому отделу. Ничего.

У Эвери возникло чувство, что Леклерк поделился с ним чем-то глубоко личным, вроде неудачной женитьбы или чьего-то недостойного поступка, с чем он смирился только теперь.

– Когда будете встречаться со Смайли, он может начать задавать вопросы об операции. Вы не должны ему рассказывать ничего, понимаете? Вы всего лишь отправляетесь в Финляндию, и вам, возможно, понадобится срочно переправить в Лондон кассету с фотопленкой. Если он начнет давить, признайтесь, что для вас это часть обучения. Так сказать, практика. И больше вы не уполномочены сообщать никаких подробностей. Вся предыдущая история, доклад Гортона, наши будущие действия – ничто их никоим образом не касается. Тренировочное задание, и не более того.

– Тут мне все понятно. Но ведь он знает о Тейлоре, верно? Если даже МИД в курсе.

– Предоставьте это мне. И не совершайте ошибку, полагая, что только Цирк может содержать агентурную сеть. У нас столько же прав, сколько и у них. Мы просто не прибегаем к этой практике без особой необходимости. – Последнюю фразу он произнес с нажимом, словно хотел подчеркнуть важность своих слов.

Эвери смотрел на узкоплечего Леклерка, фигура которого четко вырисовывалась на фоне окна, за которым посветлело небо. «Вот человек, который вечно сам по себе существует как бы отдельно от других», – подумал он.

– Нельзя ли нам растопить камин? – спросил он и вышел в коридор, где у Пайна в стенном шкафу хранились щетки и швабры. Там же лежали дрова и кипа старых газет для растопки. Эвери вернулся и встал у камина на колени, а потом, сохранив самые крупные угли, спихнул мелкую золу сквозь прутья решетки, как всегда делал дома на Рождество.