И Пруденс истерически разрыдалась.

Джулиана покачнулась на своих трехдюймовых каблучках и едва не упала.

– Да, – медленно сказала она, еще не веря себе. – Боюсь… я знаю, кто он такой.

– Так, стало быть, вы скажете обо всем судье? – Пруденс закусила губу.

– Нет. Это непременно должна сделать ты, – поправила ее Джулиана, обняв бывшую горничную за плечи и торопливо ведя к дверям.

– Но я… я не могу, мисс, – бормотала мисс Смит.

– Мне суд не поверит, Пруденс. Джентльмен, сидевший нынче на службе возле леди Хавершем, – это Джордж Уиллоуби, кузен моего мужа. Нам вместе нужно как можно скорей попасть в Чиппингтон и рассказать судье все, что я только что от тебя услышала!

Пруденс задрожала:

– Знаю, что из-за меня случилось много неприятностей, однако не уверена, что могу…

В какой-то момент Джулиана испугалась, что мисс Смит вновь убежит, исчезнет… И она заговорила мягко:

– Неприятности случились из-за нас обеих, Пруденс. Я не должна была говорить суду о том, чего не видела… – Подумав, она вдруг прибавила: – Впрочем, и прежде бывали случаи, когда мне не следовало притворяться, будто я хорошо вижу…

Теперь Джулиана ясно понимала: если бы можно было повернуть время вспять, она вела бы себя совсем иначе. И нет ничего постыдного в том, чтобы признаться в своей близорукости. А вот скрывать слабое зрение из ложной стыдливости и навлечь тем самым напасти на головы любимых людей – это серьезный повод устыдиться!

– Знаю, это будет непросто, – сказала она бывшей горничной. – И боишься ты не зря. Но я хочу, чтобы ты знала: когда мы покончим со всем этим, ты получишь работу здесь, в Соммерсби. Ведь мы до сих пор не нашли достойной кандидатуры на место горничной для леди.

Глаза девушки расширились, хотя личико все еще было смертельно бледным:

– Правда?

Сжав ее руку, Джулиана твердо кивнула:

– А теперь давай поторопимся!

Джеймс Маккензи обнаружил поистине блестящий талант по части убеждения. Уже через четверть часа он умудрился вызвать судью прямо из церкви, где шла служба, и теперь Фармингтон вместе с Блайтом сидели на стульях в камере Патрика, дожидаясь обещанного солиситором чистосердечного признания.

Впрочем, Блайт даже понятия не имел, кому и в чем предстоит сознаваться…

– Насколько я понял, мистер Блайт принимал активное участие в аресте моего подопечного, – невозмутимо произнес Джеймс. Пожалуй, чересчур невозмутимо – особенно учитывая то, что его друг был на грани того, чтобы прямо тут, в камере, переломать кузену кости.

Судья Фармингтон изобразил искреннее огорчение:

– В Чиппингтоне нет своего констебля. Мистер Блайт оказал нам неоценимую услугу.

– Послушайте, что все это значит? А где обещанное признание Хавершема? – возмутился Джонатан.

– Но я не говорил, что признание должен сделать мой клиент, – обворожительно улыбнулся Джеймс. – Мы пригласили вас сюда, чтобы задать несколько вопросов именно вам, мистер Блайт. А судья Фармингтон присутствует здесь на тот случай, если вы скажете нечто… интересное.

Уловив в словах солиситора плохо скрытую угрозу, Джонатан Блайт побледнел:

– Мне нечего скрывать.

Патрик медленно приблизился к нему и положил руку на спинку его стула. Настало наконец время узнать правду.

– Есть свидетель, который может подтвердить под присягой, что я неповинен в смерти брата.

В камере воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь звуком капающей воды где-то в темном углу. Наконец судья Фармингтон обрел дар речи.

– Вы имеете в виду вашу жену? Но она отказывается давать показания.

– Есть и второй свидетель, – сообщил Патрик, не сводя глаз с лица кузена. – И он может указать на настоящего убийцу.

– Стало быть, вы скрывали это до сих пор, Хавершем? – возмутился судья.

Впервые за все это время в голосе Фармингтона звучала неподдельная, первостатейная ярость, и Патрик не мог его винить в этом. Пусть он всего лишь судья в маленьком захолустном городишке, однако работа его состоит в том, чтобы установить истину. И тот, кто скрывает от следствия важные улики, естественным образом становится его злейшим врагом. Патрик подумал, что ушлый судья давно заподозрил, что в этом деле концы с концами не сходятся. Но не может же следствие длиться вечно! Тем более что есть подозреваемый и он уже заключен под стражу. Так что если он не сможет предъявить суду обещанного свидетеля, то попадет не просто в глупое положение. Нет, все будет куда хуже.

Патрик уже почти жалел Фармингтона. Почти.

– И кто же этот свидетель? – подался к нему судья. – Назовите его имя!

Однако Патрик не спешил выкладывать все начистоту. Ведь упомянув о втором свидетеле, он преследовал цель спровоцировать кузена, а тот и глазом не моргнул.

– Всему свое время, мистер Фармингтон. Кстати, по поводу свидетелей – хочу сообщить вам, что мистер Маккензи может подтвердить под присягой, что во время болезни отца я был в Шотландии. Так что мы неумолимо приближаемся к истинной цели нашей беседы. – Патрик склонился к самому уху Блайта: – Возможно, в смерти моего отца повинны именно вы, кузен. Очевидно, что его смерть выгодна вам.

Невозмутимости Джонатана как не бывало. Он переводил взгляд с одного собеседника на другого.

– Что? Нет! Как вам такое в голову взбрело?

– Его смерть давала вам шанс получить графский титул и все те блага, что к нему прилагаются.

Вскочив, Блайт угрожающе сжал кулаки:

– Тогда, черт возьми, я и вас должен был умертвить! Куда лучше, чтобы вы умерли, а не были прилюдно повешены. В этом случае, по крайней мере, семья не была бы покрыта несмываемым позором. Разве то, что вы все еще живы, не доказывает, что я на такое не способен?

– Не пытайтесь изображать невинную овечку! – Железная рука Патрика легла на плечо кузена, и тот мешком осел на стул. – Много лет назад вы уже доказали мне, на что способны!

Блайт сверкнул глазами:

– А-а-а, вы про тех чертовых щенят? Ради бога, заткнитесь, Хавершем! Вы взрослый человек. Обвинять меня в смерти Эрика – это оскорбительно. Но в смерти старого графа – просто чудовищно! – Его голос вдруг дрогнул и сорвался. – Нет… никогда… ведь он любил меня как сына…

Патрик с трудом сдержался, чтобы не сомкнуть руки на горле Джонатана. Потом понял, что, придушив кузена, он, возможно, и почувствует себя лучше, но от обвинения в убийстве это его отнюдь не избавит.

– Где вы были, когда отец захворал?

– Я был в Лондоне.

– И можете это доказать?

Блайт с хрипом втянул воздух: