Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гитлер решил покончить в отношениях с Россией с бисмарковской традицией. «Недочеловеки», к тому же находящиеся под властью большевиков, не заслуживали, с его точки зрения, честного партнерства. Фюрер писал в «Моей борьбе»: «Бисмарк, говорят нам, в свое время придавал очень большое значение сохранению хороших отношений с Россией. Это до известной степени верно. При этом, однако, забывают, что столь же большое значение Бисмарк придавал, например, хорошим отношениям с Италией. Бисмарк даже в свое время вступил в союз с Италией, чтобы покрепче прижать Австрию. Из этого, однако, ведь не делают вывода, что и мы сегодня должны продолжать такую политику.
Да, скажут нам, мы не можем повторять такую политику с Италией, «потому что современная Италия не является Италией эпохи Бисмарка». Верно! Но, почтенные господа, позвольте вам напомнить, что и современная Россия уже не та, какой была Россия в эпоху Бисмарка! Бисмарку никогда и в голову не приходило тот или другой тактический ход увековечить на все времена. Бисмарк для этого был слишком большим мастером в использовании быстро меняющихся ситуаций. Вопрос поэтому должен быть поставлен не так, «как поступил тогда Бисмарк?», а так, «как поступил бы Бисмарк теперь?». При такой формулировке на него легко ответить. Бисмарк при его политической дальнозоркости никогда не стал бы связывать судьбу Германии с судьбой такого государства, которое неизбежно обречено на гибель».
В союзе с Италией фюрер видел не тактический, как при Бисмарке, а стратегический смысл, и сделал Италию Муссолини составной частью оси Берлин – Рим – Токио, несмотря на то, что итальянцы были лишь арийским, а не германским народом. Когда Гитлер излагал позицию Бисмарка, то вольно или невольно «подправлял» ее в свою пользу. Ведь на самом деле «железный канцлер» гораздо большее значение придавал позиции России, а не Италии, поскольку в то время Петербург играл несравненно большую роль, чем Рим, в системе международных отношений.
В «Моей борьбе» Гитлер отвергал идею заключения союза с Россией даже из конъюнктурных соображений. Ведь тогда, по его мнению, в случае войны Германии и России против всего остального мира «вся борьба разыгралась бы не на русской, а на германской территории, причем Германия не могла бы даже рассчитывать на сколько-нибудь серьезную поддержку со стороны России». Фюрер утверждал: «Уже один факт заключения союза между Германией и Россией означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен. Такая война могла бы означать только конец Германии».
Невозможность союза с Советской Россией, помимо расового момента, Гитлер обосновывал также еще следующими соображениями: «Современные владыки России совершенно не помышляют о заключении честного союза с Германией, а тем более о его выполнении, если бы они его заключили… Германия также не избавлена от той опасности, жертвой которой пала в свое время Россия. Только буржуазные простаки способны думать, будто большевизм в Германии уже сокрушен». В связи с этим фюрер делал общий вывод: «Чтобы успешно бороться против еврейских попыток большевизации всего мира, мы должны прежде всего занять ясную позицию по отношению к Советской России. Нельзя побороть дьявола с помощью Вельзевула». Напротив, считал Гитлер, «сближение Германии с Англией и Италией никоим образом не приводит к опасности войны». Он полагал такой союз весьма выгодным для Германии: «Англия представляет собой величайшую мировую державу, а Италия – молодое, полное сил национальное государство. Союз с такими государствами создал бы совсем другие предпосылки для борьбы в Европе, нежели тот союз с гниющими государственными трупами, на которые Германия опиралась в последней войне». Выгоды от такого союза Гитлер видел в том, что «единственная держава, с которой приходится считаться как с возможной противницей такого союза, – Франция – объявить войну была бы не в состоянии. Это дало бы Германии возможность совершенно спокойно заняться всей той подготовкой, которая в рамках такой коалиции нужна, дабы в свое время свести счеты с Францией. Ибо самое важное в таком союзе для нас то, что Германия не может тогда подвергнуться внезапному нападению и что, наоборот, союз противников распадется, т. е. уничтожится Антанта, из-за которой мы претерпели бесконечно много несчастий. Значение такого союза было бы в том, что смертельный враг нашего народа – Франция – сам попал бы в изолированное положение… Германия одним ударом вышла бы из нынешнего неблагоприятного стратегического положения… Мы получили бы могучую защиту своих флангов и были бы полностью обеспечены продовольствием и сырьем».
Но Гитлер оказался плохим пророком. Он был прав, когда утверждал, что союз Германии с Россией приведет к мировой войне, которая неизбежно завершится крахом Германии. Однако в 1939 году фюрер пошел-таки на пакт со Сталиным. В результате в 1939–1941 годах СССР и Германия были фактически союзниками. Благодаря этому Гитлер смог разгромить и оккупировать Польшу и Францию, установить контроль над Норвегией и Балканами. Однако тем самым он сделал неизбежным союз Англии и стоявших за ней США с Советским Союзом, что предопределило конечное поражение Германии. Фюрер надеялся, что СССР можно будет сокрушить в одной короткой кампании, но просчитался. Однако в 1939 году он верил в блицкриг и потому принципиально изменил свою позицию, заявив 28 августа на совещании с депутатами рейхстага и партийными функционерами: «Пакт с Советским Союзом неправильно понят партией. Это пакт с сатаной, чтобы изгнать дьявола». Однако сатана Сталин переиграл Мефистофеля Гитлера. Иосиф Виссарионович сам рассчитывал разгромить Германию в ходе скоротечной войны, когда немцы увязнут во Франции или когда они в 1941 году изготовятся к вторжению. Не вышло. Но главным выигрышем Сталина было то, что, обеспечив Гитлеру условия для нападения на Польшу, а затем на Францию, он обеспечил для СССР будущий союз с Британской империей и США. Шансы же на сближение Германии с Англией до 1939 года были иллюзорны из-за теснейших связей последней с Францией.
Главное же, Гитлер прямо говорил о том, что завоевать Россию необходимо отнюдь не потому, что у власти там стоят большевики (в большевизме фюрер видел «новую, свойственную XX веку попытку евреев достичь мирового господства»), а потому, что в результате большевистской революции страна ослабела и представляет собой легкую добычу. Он считал, что «говорить о России как о серьезном техническом факторе в войне совершенно не приходится». А завоевав Россию, германская раса обретет столь необходимое ей «жизненное пространство». На западные земли тут надежды мало. Франция слишком густо заселена, и какими-никакими, а все-таки арийцами, пусть и не вполне чистокровными. А в Бельгии и Голландии живут вполне германские народы – голландцы, фламандцы и валлоны. Ни тех, ни других нельзя ни уничтожать, ни переселять в значительном количестве.
Поэтому остаются только заселенные славянами восточные земли, прежде всего Россия и Польша. Словом, ты виноват уж тем, что хочется мне кушать.
На совещании с высшим руководством вермахта 5 ноября 1937 года Гитлер открыто заявил: «Цель германской политики – сохранение и увеличение численности германского народа. Речь идет о проблеме жизненного пространства… Немецкий народ с его сильным расовым ядром имеет наиболее благоприятные предпосылки для овладения жизненным пространством из всех европейских народов. Любое расширение жизненного пространства достижимо лишь тогда, когда удается сломить сопротивление других народов, и с немалым риском. Это доказывается историей: достаточно назвать всемирную Римскую империю, Британскую империю. Неизбежны и неудачи. Ни сегодня, ни завтра бесхозного пространства нет и не будет, нападающий всегда столкнется с его владельцем.