Дарий собрался что-то сказать, но запнулся, потому что Гаскойну удалось наконец расстегнуть ворот. Постполковник выдернул из-под комбинезона серебристый стерженек на цепочке, надетой на шею, — и вдруг пропал. То есть вот он только что сидел на траве, и вот его не стало. А это значило, что Аллатон с Тангейзером добрались до Гаскойна и накрыли коконом невидимости.

— Есть! — облегченно выдохнул Дарий. — Бенедикт, как только они заберутся в люк, мотай подальше отсюда.

— Слушаюсь, Дар.

Слова Спинозы слились с новой порцией близкого грохота. Из двери бронированной командирской машины Гаскойна ударил вверх столб огня, и ее мгновенно заволокло плотным желтым дымом. Супертанк покачнулся и почти тут же начал подниматься в воздух. Метрах в трех над землей его вновь тряхнуло.

— Еще одно попадание, — голос Спинозы был все таким же бесстрастным. — Броня выдержала.

— Замечательно, — каким-то странным тоном сказал командир и встал с кресла. — Ты меня радуешь.

— Все уже на борту, — доложил Спиноза. — Стартую.

Пока супертанк на высоте трех десятков метров удалялся от склона, желтый дым осел и словно всосался в землю. И стало видно, что черепаха Министерства обороны превратилась в груду лома. Бойцы смотрели на этот лом из окопов, а танки все перли и перли через поле, невзирая на потери.

— Что это у них за боеприпасы? — удивленно спросил Хорригор. — Прямо в клочья разметало.

— Это не боеприпасы, — ответил Дарий, уже шагая к двери. — Это очень ответственный постполкан использовал выданный ему ключ ликвидации. Чтобы техника отряда не попала в чужие руки.

В коридоре Аллатон и Тангейзер, уже без кокона невидимости, удерживали за руки Гаскойна. Тот, вероятно, думал, что его взяли в плен и, несмотря на контузию, пытался сопротивляться. Хотя было видно, что он вряд ли соображает, где находится — глаза его то и дело закатывались, а голова тряслась все сильнее. Ключ ликвидации, серебристо посверкивая, болтался поверх комбинезона.

— Господин постполковник, вы у своих, — сказал Дарий, остановившись перед ним. — Сейчас мы окажем вам медицинскую помощь.

Гаскойн попытался сконцентрировать взгляд на Силве, и это ему почти удалось. Кажется, он даже узнал танкиста, с которым не так давно вел разговор. В следующую секунду глаза его вновь закатились, и постполковник со вздохом обмяк, повиснув на руках у Аллатона и Тангейзера и позволив себе потерять сознание.

— Бенедикт, открывай медбокс, — распорядился Дарий. — Тащите его туда. Тан, останешься с ним. Проведешь диагностику — Бенедикт поможет, — и в любом случае введи транквилизатор. Ну, в общем, как учили. Он меня услышал — значит, приложило не так уж сильно, оклемается.

— Слушаюсь, господин подкапитан, — хмуро сказал Тангейзер, взглянув на Дария отнюдь не ласково.

— Выполняй, — словно не заметив этого взгляда, бросил Дарий. — Бенедикт, ищи тихое место — и на посадку. И у меня будет к тебе один интересный вопрос…

Вот он прижал меня в углу,

Вот я едва ушел,

Вот — апперкот, я на полу,

И мне нехорошо…

Из песни Темных веков.

Под супертанком тянулись прямоугольники полей, разделенные полосами деревьев. Показалось в стороне и уплыло за корму селение над рекой. Было видно, что по нему хорошенько прошелся пожар, превратив многие дома в россыпи обгоревших бревен. Возможно, его причиной был артиллерийский обстрел или воздушная бомбардировка с летательных аппаратов — берег и ведущая к реке дорога были усеяны черными пятнами воронок, разбитые фермы моста свисали с быков и наклонно уходили в воду. В овраге колесами вверх лежало грузовое авто со смятой в лепешку кабиной, а неподалеку, у наполовину уцелевшего забора, стоял покрытый копотью танк. Башня его наклонилась набок, и ствол упирался в огород — казалось, это какой-то зверь пьет соки земли. Посреди очередного поля, на черной выжженной проплешине, валялись обломки летательного, судя по хвосту, аппарата. Через несколько километров в поля стали вклиниваться выступы лесного массива, и Дарий приказал садиться на опушке. Силовое поле к тому времени было восстановлено, внизу не замечалось присутствия никаких живых существ, и Спинозе, кажется, не грозило вновь угодить под снаряд.

Аллатон вернулся из медицинского бокса в башню, оставив Тангейзера возиться с постполковником. Шерлок сосредоточенно смотрел на экран, а Хорригор все никак не мог расстаться с бутылкой, явно решив идти по нетвердым стопам капитана Макнери.

— Господин Хорригор, вы бы коньяком-то не очень увлекались, — хмуро посоветовал Дарий, когда танк благополучно приземлился. — В наших обстоятельствах лучше быть потрезвей. Мало ли что…

— Алкоголь на мои способности не влияет, — заявил иргарий, но бутылку все-таки поставил на пол, у стенки, подальше от себя. И с грустным видом понаблюдал, как робот-чистомой уносит ее в свою норку.

— Так вот, насчет интересного вопроса, — мрачно сказал Силва и провел пальцем над панелью управления, включая внутреннюю связь. — Тан, заканчивай с постполканом и иди сюда, на разбор полетов. Как там, Бенедикт: «Броня крепка»? А на деле что оказалось? Фанера у тебя, а не броня, так получается? Почему переходник — один из важнейших элементов системы защиты! — столь слабо защищен? Заметь, было три попадания, — Дарий для наглядности выставил три пальца, — и два последних ничего не повредили. А первое оставило нас без силового колпака. Что, стреляли чем-то особенным? Не думаю. Стрельба ведь велась не по нам, не прицельно, мы случайно под раздачу угодили. Конечно, орудийный снаряд — это не стрела, и не камень из пращи, но и не импульсник, верно? Так в чем же дело? Конструкционная недоработка? Именно там, где ее не должно быть ни в коем случае? Что-то плохо в такое верится. А точнее, совсем не верится.

— Как-то я расследовал одно дело, связанное с горнодобывающим оборудованием, — подал голос Шерлок. — Там преступники использовали именно конструкционную недоработку. И неплохо на этом нажились.

— Военная техника — это не горнодобывающее оборудование, — веско произнес Дарий. — Тут подход построже. Повторяю: в такую промашку специалистов я не верю.

— Я тоже, — сказал Спиноза.

— Тогда получается, что кто-то умышленно ослабил твою броню в одном из самых важных мест, — сделал вывод Силва. — Хотя я совершенно не представляю себе, как такое можно провернуть чисто технически. Рубанком же ее не сострогаешь, и напильником вряд ли получится. Тут же возникает другой вопрос: кто мог это сделать? Ремонтники? — Он посмотрел на вошедшего в башню Тангейзера: — Ты помнишь, чтобы ремонтники серьезно возились с маши… э-э… со Спинозой?

— Не помню, — сухо ответил постлейтенант.

Он все никак не мог простить командиру приказа лезть под снаряды. И ради кого? Ради постполкана, закрутившего всю эту кутерьму! Из которой, еще неизвестно, удастся ли выбраться.

— Все действия ремонтников у меня зафиксированы, включая действия Тана, — сообщил Спиноза. — К состоянию брони эти действия не имеют никакого отношения. Я сейчас провел проверку ее однородности и вот что выяснил: защитная оболочка в том месте, где располагается переходник питающего контура, отличается в худшую сторону по своим характеристикам от остальной моей наружной поверхности. Могу с уверенностью сказать, что первоначальный участок размерами один метр пятьдесят сантиметров на девяносто пять сантиметров изъят и заменен на такой же по величине, но гораздо менее прочный. Это могло произойти только до моей активизации, то есть по пути с завода-производителя в Челябе до пограничной заставе на Пятой Точке.