— А типа ты удивился? Типа не знаешь, зачем вас старик ко мне приставил? Старик, он умный. Других в нашем ведомстве не держат. А Нурмухамад… кажется, теперь один я знаю, как отсюда выбраться. Потому предлагаю пока воздержаться от стрельбы и поговорить.

Юс начал медленно, шажок за шажком продвигаться вперед.

— Нина Александровна, вы меня в особенности удивляете. Вы-то как собираетесь отсюда выбираться? Вы что, не видели, какой комитет по встрече снаружи собрался? Не поняли, зачем вас сюда отправил ваш драгоценный Сапар? И вообще, стоило бы вам меня послушаться. Хотя бы как старшего по званию, — Семен хохотнул. — Уверяю вас, у вас прекрасные карьерные перспективы. Не погубите их. Юзеф Казимирович, шаноуны пане, разве вам не хочется вернуться домой, к своей аспирантуре, забыть весь этот кошмар?

— Мать твою! — проревел Шавер, и тотчас загрохотало — как показалось Юсу, со всех сторон. Слева, справа. Страшно грохнуло впереди. Над головой пронеслось с визгом, врубилось в стену.

— Сука! Сука! Сука! Юс, Юс, он же и тебя продаст, и ведьму твою, Юс! А-а-а, сука!!

Юса трясло от холода и возбуждения.

— Шавер, мне очень жаль. Я отговаривал Ибрагима отправлять тебя.

Юс видел, как впереди один тускло-зеленый призрак приближался ко второму — медленно, вытягивая вперед тусклый отросток. Грохнуло — и тут же раскатился грохот в ответ. И тогда Юс, прицелившись, нажал на спуск.

— Юс, Юс! — крикнула Нина. — Молодец, Юс, молодчина! Я держу его! Иди сюда, Юс!

Юс осторожно обогнул колонну. Силуэт с крестом на плече был совсем близко, метрах в пяти. Рядом с ним — другой, едва заметный над водой.

— Включи фонарь, Юс, включи фонарь! Только не направляй на меня, высвети его!

Юс включил.

— Подтащи его на сухое. Туда, к сейфу. Вот же гадина!

— Я пойду на Шавера посмотрю.

— Осторожнее! Там кто-то еще шевелился.

Юс нашел только двоих. Нурмухаммад лежал неподалеку — на спине, опершись на тяжелый рюкзак, раскинув в стороны руки. Юс хотел было пощупать пульс — но увидел, что и рот его, и ноздри залиты водой. Шавера искал минут десять, пока не догадался подойти ближе к станине. Споткнулся обо что-то податливое, нагнулся, ухватил за одежду, вытянул.

— Не тряси его, он мертвый! Забери у него сумку! — крикнула Нина. — Командирский планшет, сбоку. Иди сюда, у нас времени в обрез! Смотри, за чем мы сюда явились!

За распахнутыми створками рядком, будто патиссоны из лотка, торчали из бетона продолговатые черные кругляши, меченные тускло-красным клеймом — трилистником, вписанным в круг.

— Но от них нет известий уже третий день, — сказал Рахим, приняв предложенную чашку чая. — И русские задвигались. Ваханцы подбили их вертолет над Кара-Ташем. В Кызылрабате батальон, как минимум.

— Семен. Это он. И та стычка в Мургабе, — хаджи Ибрагим вздохнул. — Все-таки он решил.

— Испугался.

— Нет, он решил. Он — воин. Таких, как он и ты, у меня мало. Очень мало. Своя кровь все-таки позвала его. Я знал, — это случится рано или поздно.

— Он предал вас.

— Я не люблю этого слова. Слишком много тут легло на чашу весов. Моя вина — я заставил его решать. И не предвидел. Семен полжизни прожил здесь. У него дети здесь. От нашей крови. У него дом и стада. Все его настоящее — здесь. А прошлое его само отказалось от него. И все-таки — он решил. Семен — очень храбрый человек. Очень.

— Но зачем вы послали с ним Шавера? Шавер — охотник. Стрелок. А там, внизу, в темноте и тесноте, — какой с него прок?

— Прок? Студент. И его ведьма, без которой мы и шагу бы не ступили на Вахан. Тебя бы он прикончил без колебаний. Но не Шавера.

— А если у Семена все-таки получится?

— Мы об этом скоро узнаем. Он не захочет волочить такой груз назад на своем хребте, правда? А уж свои его с таким грузом вытащат, не считаясь ни с какими потерями. Поутюжат ущелье, высадят десант. Продержаться полчаса — им больше не нужно.

— А что тогда будем делать мы?

— Молиться о том, чтобы они эти полчаса не продержались. Но даже если они и сумеют — что ж, это их добро. Мы потеряем немного. А вот если у Семена не получится, нужно будет шевелиться нам. И очень быстро.

— Они пойдут через горы. Напрямик. Им некуда больше деться.

— Именно. И позовут нас. Потому что им некуда больше деться. И подобрать их вовремя — твое дело. Приготовь борты. И шли людей на Сарез. Немедля.

Юс дремал, положив голову на согнутый локоть. Рядом, на коврике, расстеленном на мокрых камнях, спала Нина. Как убитая, не шевелясь. Последние три часа тащила Семена она — вверх по винтовым лестницам, через заваленные обломками коридоры. Юс нес рюкзак и автомат. Автомат он хотел бросить. Короткоствольный, крупнокалиберный, — в горах от него толку немного. Не больше, чем от пистолета. Но Нина не позволила. И разбирать не стала. Так он и болтался на боку, будто искореженный костыль. Несуразный, черный, весь в отростках и рычажках. Юс не представлял даже, с какого края за него браться. Всякий раз, когда взваливал рюкзак на плечи, лямки прижимали ремень, и кривой, торчащий вбок из приклада магазин вдавливался в ребра. На очередном привале Юс, расстегнув куртку, посмотрел: на левом боку — синюшнобагровое пятно размером с ладонь. Попробовал перевесить автомат на другой бок, — получилось еще хуже. Чтобы взвалить рюкзак на плечи, Юсу приходилось садиться рядом с ним, вдевать руки в лямки, потом переваливаться на колени и с них, держась за стену, вставать. Нина не ждала, пока он, чертыхаясь, подымет себя вместе с рюкзаком, — она, стиснув зубы, взваливала Семена на плечи и тащила его.

Пуля попала Семену чуть выше крестца. Слабенькая, легкая пулька калибра пять сорок пять, засевшая в позвоночнике. Крови было совсем немного. Там, внизу, у шкафа с зарядами, Семен матерился на четырех языках. Есуй связала ему руки куском репшнура, хотела заткнуть ветошью рот, но Семен вдруг ругаться перестал и заплакал — привалившись затылком к стене, закрыв глаза. Есуй вогнала ему в предплечье дозу морфина, а потом Юс волок его, будто длинный мешок, вверх по узкой, крутой лестнице.

Теперь Семен приходил в себя. Шевелил головой. Сопел. От него скверно пахло, из-под него по полу расползлась вязкая лужица. Юс клевал носом, стараясь не заснуть.

— Юсе, — тихо позвал Семен, — слышь, Юсе. Дай мне пить.

Юс вынул пластиковую бутыль, отвинтил крышку. Поднес к запекшимся губам Семена. Тот пил медленно, мелкими глотками.

— О, спасибо. А то нутро все как песок. Послухай меня, Юсе. Ты знаешь, кому вы это волокете? То, в рюкзаке.

— Нет, — ответил Юс, — я даже не знаю, куда мы это волочем.

— Юсе, Юсе, я знаю. Я вас выведу, я знаю. Только кому вы собралыся нести это, Ибрагиму? Знаешь, что Ибрагим собрался робыть с этим? Я на него восемь лет працувал, и всю жизнь бы працувал, а как узнал, кинул все, и дом кинул, и жен кинул, все кинул, к особистам побег. А я им што? Они меня десять рокив тому спысалы.