Оглиндэ сердито плюется и произносит несколько ругательств по-молдавски.

— «Мы победим, потому что русские трусливы и покорны. Везде совсем безопасно, а с транснистрянскими мятежниками мы скоро справимся. И это хорошо, потому что земля здесь богатая. Я присмотрел нам хорошую землю, которую можно купить дешево, даже даром, после того как развалятся их колхозы. И другое хорошо — платят большие деньги. Я уже могу купить большой дом с землей, но не хочу. Зачем платить больше, когда скоро возьму даром? И еще, есть люди, с которыми можно заработать еще больше денег. Все это весьма годится для нас, дорогая мама».

Дальше начинается бытовуха, заканчивающаяся почтовыми поцелуйчиками и объятиями. А второе письмо — вообще гнилые бабские сопли. Али-Паша слушает, развесив уши, и в конце резюмирует:

— Все? Вообще ничего интересного?! Можно тащить в батальон… Да, Эдик, а ну-ка скажи мне, сколько у твоих людей патронов осталось?

— Не знаю…

— Эх ты! А ну вели сосчитать и доложи!

Через десять минут возвращаюсь к нему с результатом.

— Как, всего по полрожка? Половину ленты к пулемету и последнюю «муху» зазря ухлопали? Чем же ты дальше воевать будешь?

Так ведь три бронемашины на нас шло и человек сто пехоты! Как можно было меньше стрелять? И как надо было стрелять, чтобы получалось и часто, и экономно? А Краву он сам вызвал вниз, и я не имел на гранатометчика никакого влияния! Несправедливо…

Вновь к нам стекаются взбудораженные перестрелкой добровольцы. Трофейное оружие! Слух о нем мчится быстрее ветра. Приходится заняться толпой. Али-Паша и Серж отбирают из толпы счастливцев, кому оно достанется. Радостно суетится среди них один из вчерашних лоботрясов — неунывающий и словоохотливый доброволец Кира. Командование только что созданным третьим отделением взводный возлагает лично на себя. Остальные добровольцы огорчаются и завидуют. Каждый пытается выпросить себе хоть что-нибудь. И добряк Тятя вопреки моему совету отдает кому-то Мишину эргэдэшку. Видно, он не один такой, потому что начинается скандал:

— Я же говорил, прекратить разбазаривание гранат! — ревет взводный. — Вашу мать! Кому вы, придурки, гранаты даете! Они их кидать не умеют… Пшли вон, не ходите хвостами, демаскируете моих бойцов! Из-за вас убьют — расстреляю!!!

На нескольких этот окрик производит впечатление, но в целом люди не реагируют на угрозы, просьбы и приказы уйти, они все прибывают и прибывают. И тут со стороны Первомайской — рев моторов.

— К бою!

Бросив попытки отшить назойливых добровольцев, мчимся по своим местам. Осторожно выглядываю в окно. О черт! У «Дружбы» целая колонна: три, четыре, пять, бронетранспортеров, которые в два ряда становятся на широком перекрестке, и сзади еще что-то натужно ревет и гремит. Кругом расползаются пешие опоновцы. От волонтеров и прочих национальных вояк их отличают черные перчатки без указательных пальцев и маски. Скоро год, как нет Союза, а они продолжают действовать по инструкциям горбчевского времени о проведении спецопераций против организованных преступных групп. Идиотские были инструкции. Зачем и от кого прятать лицо честному милиционеру? И вот теперь, когда полицию заставляют заниматься позорным делом, воевать против несогласного с молдавскими политиками народа, инструкции пришли в соответствие с реальностью.

Лето, теплынь, и взмокшие от движения полицейские тут же сдирают эти маски с себя. Ну, сейчас начнется такое, что и представить себе страшно! И толпа безоружных людей вокруг. Этих людей, раззявивших варежки и неуклюже прячущихся с улиц по дворам, опоновцы просто не могут не видеть…

Мимо бронетранспортеров выруливает и занимает место впереди бээмпэшка. Стала. За пределами видимости продолжается лязг еще каких-то «гусянок». Рота мотопехоты, а у нас по половине рожка патронов на автомат и две противотанковые гранаты… Из эргэдэшек хоть усрись, связки не сделаешь. На бээрдээмку надежды никакой, она израсходовала единственный, что был, залп НУРСов… Эх, поторопились, такая цель, плотно бэтээры стоят… И я сам два рожка расстрелял хрен куда, вдаль по кладбищу…

Нет, такого боя мы принять не можем. Из частного сектора отбегают бойцы Сержа и Али-Паши, заскакивают в соседнюю общагу, что стоит длинной стеной по улице Калинина. Последним появляется сам взводный. Бегу к нему.

— Не стрелять! Сохранять выдержку! Только если сунутся дальше…

— Поняли. Уже ученые.

Взлетаю обратно наверх, достаю бинокль и, стараясь держаться подальше от окна, наблюдаю. Опоновцы никуда и не стремятся. Картина такая, будто площадка перед кинотеатром была дана им как точка сбора или конца маршрута движения. Да они же не знают, что час назад здесь был бой! Вот что-то заметили, показывают друг другу на подбитый бэтээр, затем группкой идут рассмотреть ближе, чей он. И вдруг по улице Коммунистической навстречу остановившейся колонне выползает танковый тягач. Безоружная машина кишиневскому воинству без надобности. Значит, в ней наши. Словно в подтверждение, тягач тормозит, в нескольких метрах от головного бэтээра со скрежетом разворачивается и кидается наутек. Вдогонку начинается запоздалая стрельба. Крича, бегут назад опоновцы, только что глазевшие на подбитый бэтээр. Резко, как кнут, щелкает выстрел, и падает на землю офицер, к которому они бегут. Это Серж, только у него винтовка!

Даже отсюда слышен гвалт полицейских, он тут же перекрывается беспорядочной стрельбой, взревывают моторы. В наши окна вновь летят тяжелые пули. Но бранетранспортеры вместо атаки дают задний ход и скрываются по Первомайской в сторону горотдела полиции. Прикрывающая их отход бээмпэшка дважды стреляет по частному сектору и уползает.

Пронесло. Кажись, начал я понимать Али-Пашу. Что случилось бы, демаскируй мы себя окопчиками? За хилым бруствером против крупнокалиберных пулеметов сидеть — удовольствие, надо полагать, ниже среднего. По поводу гранат: не была ведь брошена в опоновцев ни одна из гранат, розданных горожанам нашими доброхотами. Бросили бы — черт его знает, что бы вышло… Не бросили — значит гранаты впустую ушли. Один вред от доброты… Но что же это творится за нашим правым флангом? Иллюзия окружения националистов в ГОПе рассыпалась в прах.

Опять зовут вниз. Оказывается, пришел батя. Выслушав доклад взводного, он кивает:

— Толково. Ну, старлей, счастлив твой бог! Первым в батальоне выдержал бой, и как! За дисциплину во взводе спасибо. Так держать!

— Товарищ майор, что с боеприпасами? Нужны до зарезу! Патроны и противотанковые средства…

— Боеприпасов нет, никак не довезут из Тирасполя. Послал команду на левый берег с приказом хоть расшибиться, но чтобы достали. Ты мне не прибедняйся, знаю, что полтыщи патронов у румын взял. А у меня на весь батальон в резерве один цинк. Не знаешь, что делать? Ополченцам и неумехам оставь по десять штук — и пусть стреляют одиночными, а все остальные патроны чтоб были у проверенных бойцов! И помни: что взял — держи, в авантюры не суйся. Без меня ты приказов ни из горисполкома, ни сверху не выполняешь. Не то Лосев[48]с Карановым и стратеги из Управления обороны накомандуют… Уяснил?!