расплылся в сладкой улыбке, – в десять утра вам придется объяснять гостящим тут дамам, что вы, своим неуважением и жадностью, отпугнули единственного ценного работника, который настолько устал плыть против течения, что счел более нужным позаботится о хламе своей усопшей родственницы, чем вернуться на важный пост. Удачи!

Хлопнув дверью, Бубенцов похвалил себя. Справедливость восторжествовала! Ника, разумеется, станет звонить адвокатам, возможно, подаст на него в суд. Но он с радостью заплатит неустойку, если таковым станет решение суда. И случится это через несколько недель или месяцев, когда как его уход с работы поставит Нику в нелепое положение. А этого госпожа Серых ненавидела больше всего – глупое положение, зависимость от доброты своих клиенток.

А пусть оправдывается и распинается о том, как худеющим дамам скоро привезут другого психолога: нового и блестящего, сошедшего прямо с заводской конвейерной ленты. Пусть Ника извиняется и кается в том, что недоглядела, профукала специалиста. Пусть умоляет, чтобы милые и отзывчивые гостьи не упоминали об этом конфузе в интернете, чтобы вошли в ее, Никино, положение. Михаил Иванович отдал бы все на свете, чтобы превратится в муху на стене зеркального зала и послушать мольбы Серых к аудитории пышных женщин, которых она всю жизнь считала не полноценными людьми, а воплощением убогости в человеческой оболочке.

– Стой, Миша, мы еще не все порешали, – услышал психолог позади себя и обернулся. Прямо под кроной раскидистого дерева остановилась и директриса.

– Да? А у меня больше вопросов не имеется.

– А у меня их туча, – известила его Серых, пуская молнии большими глазами цвета темного малахита, – ты чего же это, паскуда такая, решил уволится? Мало я тебе добра сделала? Подобрала, можно сказать с улицы, – Ника стала загибать пальцы, на каждый счет делая шаг ближе к бывшему подчиненному, – без профильного образования в области РПП, без рекомендаций от коллег. Открыла тебе доступ ко всем клиенткам центра, дав абсолютную монополию на твои лекции и прочую лабуду. Выделила на твои паршивые уроки три часа в день, да еще и подарила абсолютно новый ноутбук…

– Вот про «лабуду» – это совершенно лишне! – воспротивился психолог.

– Тихо ты, люди спят! – шикнула на него Вероника, и сделала еще пару шагов, пока Бубенцов не попятился спиной назад и не уперся в низкий заборчик, отделявший резкий угол склона от площадки с деревом, – ты ведь мне, скотина, все на свете должен. Где бы ты сейчас был без меня и моей базы, а? Срочников бы проверял на предмет шизофрении? Или школьникам бы рассказывал про вред наркотиков? За триста рублей в день и кружку растворимого кофе?

Бубенцов поиграл желваками:

– А то, что я в одиночку полностью создал тот материал, который и заставляет женщин терять до двадцати килограмм за смену – это ничего? Куда тебе с твоим умишком разбираться в психологических барьерах…

Ника на секунду выпучила глаза, а затем рассыпалась в порыве противного смеха, пришедшего к ней внезапно, так же как и железный поручень заборчика, вонзившегося в поясницу Бубенцова.

– Ты что… ты серьезно… ты правда… – в тщетных попытках высказаться, директриса лишь глотала ртом воздух, чтобы просмеяться и облечь свои мысли в слова, – ты действительно считаешь их потерянный вес – исключительно твоей личной заслугой? Разве может нормальный человек натуральным образом скидывать по три килограмма за неделю только из-за болтовни? Какой же ты идиот, Боже мой…

Почему же сразу идиот, обиделся Михаил Иванович. Зачем переходить к оскорблениям, это как-то совсем не профессионально.

– Разумеется, – ледяным тоном ответил психолог, – как ты это еще объяснишь? Как только я поменял программу, как дамы сразу стали менять свои ментальные установки и…

– Можешь засунуть свои ментальные установки знаешь, куда? – с шальным блеском в глазах кинула Ника, – я этих коров подсадила на таблетки! Чудо фармацевтики! А ты, вместе со своими ментальными программами, можешь…

Закончить свою интеллигентную мысль Вероника Юрьевна не смогла, так как она почувствовала резкий недостаток воздуха и чужую руку на своем горле.

– Ми… ш… ш-а, – выдавила она, и стала колотить в плотную грудь бывшего сотрудника сжатыми кулаками. Но силы покидали ее слишком быстро, и вскоре она закрыла глаза, потому что перед собой ей виделись лишь разводы из темных и скучных тонов.

Михаил Иванович пришел в себя лишь тогда, когда тело Серых уже лежало на камнях. Он вдруг осмотрелся вокруг, будто спрашивая себя, кто это толкнул Веронику Юрьевну через забор. И лишь с некоторым опозданием, он понял всю трагедию и печаль содеянного им горя.

Нет-нет, может быть она все еще жива? Вполне вероятно, что она всего лишь сломала себе ногу или руку. Ника ведь у нас девушка сильная, спортивная, физически развитая! Лежит, небось, бедняжка, а подняться трудно. Сейчас, Никочка, сейчас! Потерпи с минутку!

Воровато оглянувшись на здания общежитий, где горело всего одно или два окна, Бубенцов решил спустится по тропинке, которая проходила мимо домика начальницы. Прыгая по камням, он добрался до тела, которое теперь казалось ему беззащитным и скрюченным, словно увядший стебелек одуванчика.

– Ника, – шепотом позвал он, всматриваясь в лицо женщины, освещенное белой луной, – Ника, ты жива?

Он не решался подойти ближе, словно начальница могла заразить психолога вирусом внезапной смерти. Позвав Серых по имени еще несколько раз, Михаил Иванович понял, что поздно. Она уже ушла. Умерла. Упала со склона, слишком перегнувшись через потертые перила заборчика.

Нужно уходить.

Бубенцов, глянув на широко открытые глаза и застывший рот директрисы, который только пять минут назад издевался над ним истерическим смехом. Мужчина быстрым ходом вернулся на тропинку, ведущую на парковочную площадку. Теперь намеренно избегая попадать на камеру около столовой, он обошел здание стороной. Перемахнув через низенько поставленные доски, он сел в машину и молился о том, чтобы никому не приспичило приехать в центр в эту самую секунду.

Нервно нажав на педаль газа, психолог одной рукой стал хлопать себя по карманам. А где его «СуперНова?» Где его телефон?

Черт!

Михаил Иванович что было сил ударил ладонями по рулю, который издал жалкий «бип».

Выронил девайс где-то рядом с телом! Может быть, неподалеку от офиса, или где-то вдоль тропинки, ведущей к стоянке. Вот же дрянь, вот же сука, эта Ника – даже после своей смерти доставляет ему столько хлопот. «Надеюсь, что ты теперь всю вечность будешь гореть в аду», молился Михаил Иванович до тех пор, пока не приехал домой, не принял душ и не бухнулся в постель, успев завести будильник на следующее утро.

Надеюсь, что ты, Ника, всю вечность будешь гореть в аду…

*