«Идеальный подарок для новорожденного! – восклицала реклама внизу флаера. – Младенцам так уютно спать с мишкой, чье сердце бьется в унисон с их собственным! Подарите своему ребенку после родов уют, как до родов! Всего пятьдесят американских долларов!»

Майкл с ухмылкой показал флаер второй половинке Доннеров – Лизе – и посмотрел, как она читает.

– Странно, да?

– Не может быть, что это полезно для ребенка, – засомневалась Лиза. – Когда сердце одновременно бьется и внутри, и снаружи. Наверняка сбивает с толку.

– Милая. Сердце же на самом деле не снаружи ребенка. Это только запись.

– И все-таки. Ты бы хотел лежать в обнимку с записью собственного сердцебиения?

– Не знаю. Откуда мне знать? Я никогда не пробовал.

Они говорили об этом в приемной, когда их записали. Просто интересная для обсуждения странность. Говорили в процедурной, пока ждали врача, а потом врач пришла. Среди прочего она выдавила на живот Лизы гель и приложила к нему карманный ультразвук. Он соединялся с маленьким микрофоном в кармане ее халата. Она увеличила громкость, и они услышали быстрый ритмичный звук младенческого сердца.

– Некоторым кажется, что это похоже на табун лошадей, – сказала врач.

Было и другое – измерения, вопросы о диете, небольшое обсуждение, – потом визит закончился. Врач ушла, а Майкл помог Лизе одеться, сказав:

– Может, стоит записать табун лошадей и вставить в мишку.

– Очень смешно, – ответила Лиза.

Но на обратном пути, отдав администратору кредитку для доплаты врачу, Майкл оторвал одну из бумажек флаера «Медвежье Сердце™». «Просто для прикола, – объяснил он жене, когда та закатила глаза. – Чтобы было о чем рассказать друзьям. Чтобы просто сказать, что пробовали и такое».

Вот почему, когда случился выкидыш на шестом с половиной месяце, у них остался мишка с записью сердцебиения младенца. Они позвонили по номеру на бумажке и назначили встречу. Съездили в восемь часов вечера в центр радиологии, где у входа их встретил нервный техник в халате пепельного цвета, открыл и тут же запер за ними дверь. Подталкивая их, добрался до подвальной палаты с ультразвуком и провел быстрое сканирование. Положил перед ними папку с ламинированными фотографиями плюшевых мишек и сказал выбрать одного. Очевидно, им нельзя было здесь находиться.

– Но вы же записали не тридцать минут, – возразил Майкл.

– Что? – переспросил техник. – А, нет, нам нужно только пятнадцать секунд. А потом включается повтор.

Майкл не знал, стоит ли жаловаться. Решение приехать сюда было ошибкой; то, что начиналось как шутка, теперь казалось чем-то странным. Но они слишком далеко зашли, так далеко, что казалось, что надо добраться до конца. Лиза была на грани – это не ее идея, а Майкла; на подъезде она дала понять это недвусмысленно. А теперь, когда он попытался вовлечь ее в выбор мишки, она просто отмахнулась от папки. Майкл быстро пролистал страницы, но что он понимал в плюшевых мишках? У него даже своего не было в детстве. Они все казались ему более-менее одинаковыми. В конце концов он выбрал мишку с черными глазками и темно-бурым мехом, под которым было написано «короткий пушок». Отчасти он выбрал его из-за того, чтобы потом шутить, когда в колыбели будут лежать их малышок и короткий пушок.

Перед уходом техник взял у Майкла пятьдесят долларов, потом попросил его карточку страхования и записал номер.

– Будет завтра, – сказал он.

– Почему? – спросил Майкл. – Почему не сегодня?

Техник явно что-то скрывал:

– Так мы работаем. Любые внештатные снимки делаются на завтра.

А потом они стояли на недоасфальтированной стоянке и смотрели, как он запирает дверь.

Мишка, когда он пришел по почте, оказался вовсе не темно-бурым, а скорее бледно-бурым в полоску. Пушок тоже трудно было назвать коротким, потому что, по сути, его не было, только ткань. Говорить не о чем, мишка оказался дешевый. И выглядел потертым, как будто техник пошел и купил первого попавшегося в комиссионке.

– Это он? – спросила Лиза, поглаживая живот. В тот момент она была где-то на шестом месяце. – Отвратительно.

Но осталась и слушала, пока Майкл без конца тыкал в грудь мишки, пытаясь включить сердцебиение. Заработало не сразу, но, когда наконец началось, даже Лиза признала, что звук удивительно четкий, а потом спросила:

– Но даже так – зачем ребенку это слушать?

Майкл пожал плечами. Ответа не нашлось. Он еще поиграл с мишкой, включая и выключая сердце, а потом забросил в угол колыбельки, ждать ребенка.

В общем, Доннеры забыли об игрушке. Они готовились к появлению младенца. Читали в интернете, что им понадобится и чего ожидать. Заполнили дом детскими вещами, постепенно привыкали к мысли о будущем ребенке. Провели еще один ультразвук, на этот раз в кабинете акушера, и обнаружили, что у них девочка. Майкл удивился – он ожидал мальчика, все это время думал только в одном направлении. Но теперь начал привыкать к мысли о девочке, и постепенно это стало ему нравиться.

Все действительно шло гладко – «беременность как по учебнику», любила говорить акушерка, – а потом вдруг нет. Однажды Майкл Доннер пришел с работы и позвал Лизу Доннер, а ответа не было. Он решил, что она вышла погулять. Отправился на кухню и налил себе выпить. Снял галстук, повесил на спинку стула. Зашел в спальню и там увидел ее – на полу, без сознания, с бедрами в крови.

Он позвонил 911. Потом проверил, дышит ли она. Дышала. Шлепал по щекам, говорил с ней и растирал руки, пока она не очнулась, но даже тогда толком не пришла в себя и не понимала, где находится. А потом увидела кровь и впала в истерику, и он с трудом с ней справлялся, пока не прибыли санитары, не дали успокоительное и не увезли ее в больницу.

– Иногда, – говорила им через несколько часов педиатр, – беременность просто не закрепляется.

Они не виноваты, они ничего не могли сделать по-другому. Иногда тело самопроизвольно решает избавиться от развивающегося зародыша.

– Но мы же слышали сердце, – возражала Лиза. – Мы видели ее на мониторе. Она была жива.

Педиатр покачала головой. Кто знает, что с зародышем пошло не так? Что-то пошло не так и не дало ребенку родиться. Не нужно винить себя; просто нужно давать себе отчет, что такое бывает.

Но Лизе трудно было не винить себя. В конце концов, это ее тело носило ребенка, а значит, рассуждала она, ее тело и убило. Майкл пытался успокоить жену, обнимал, но быстро осознал, что она не хотела успокаиваться и не хотела объятий. Лиза хотела побыть наедине со своим горем.

Следующие дни она почти не вставала с постели, а Майкл заставлял ее есть. После потери ребенка им сказали, что девочка была достаточно развитой для свидетельства о рождении, так что они одновременно заполнили свидетельство о рождении и свидетельство о смерти, записав разницу в одну минуту, хотя даже Майклу казалось, что младенец сразу родился мертвым. Но так принято, объяснили им в больнице. Их спросили, хотят ли они устроить похороны, сказали, что это тоже разрешается, но Лиза бы не выдержала. Так что они кремировали тело и забрали прах домой. Майкл не знал, что с ним делать, и не мог добиться ответа от Лизы, потому на время поставил урну на пеленальный столик в детской.