– Ура! – Света мгновенно забыла о слезах, подпрыгнула и еще раз поцеловала Филарета в щеку, но уже не смутилась. Идея про массаж спинки и плечиков ей безумно понравилась, главное – начать, а там… Мужчины такие наивные!

Велимир должен объявиться часов в шесть-семь, не раньше. Но и не позже восьми, как договаривались. Даже если они решат поужинать втроем, отметить победу, то и тогда это не займет больше трех часов. До полуночи можно управиться. Ночевать он у Светы не останется потому что… Потому что у него важные доработки по документам. Да. – Филарет прислушался к ощущениям: маячок на цыгане сидит крепко.

Ах, Светка, Светка, добрая душа… Слышала бы ты мысли этого гнусака, когда ты вымаливала ему пощаду – тебя бы стошнило перед новым обмороком… Нет, тот не собирается бежать за тридевять земель, прятать сердечный стук в глубокой норке. Да и сердце у него совсем другого толка и замеса. Он мстить намеревается и с этой целью будет собирать по городу свое косматое племя-кодло и захочет взять его, Филарета, внезапностью и количеством… Но маячок сидит – не ему его снимать или чувствовать, может даже и Мане его не слизнуть – Филарет поднапрягся, сил не пожалел…

И когда в полночь он выйдет на охоту за цыганом – долго плутать не придется. Цыгана он зарубит, а войско его рассеется и в неделю, не долее того, все на корм пойдет местному контингенту… Да будет так.

– …конечно, Светик! И мясо, и картошку, да и от супа не откажусь. Что, и впрямь суп есть? Ты крута!

Из любого тупика есть выход. Но как правило его принимают за вход.

Велимир вовсе не был уверен в правильности предстоящих действий, но не сомневался в том, что справится и так, даже и ошибаясь.

Запахи в Сосновке – особые. Их не спутаешь с «удельнинскими», или с «елагинскими», или еще какими, крупным паркам присущими: Сосновка, что и положено ей по названию, пахнет хвоей, да не ельником, сырым, густым и навязчивым, а сухо и элегантно – сосною.

Велимиру захотелось именно туда, к соснам, к скромным просторам между деревьями, к пружинящим под ногами дорожками где и в дождь под ногами не хлябает, а в солнечную погоду – полное ощущение праздника. Если к тому же не оглядываться, то и Тер-Тефлоева не видать, словно бы он, Велимир, отдыхает гуляючи и без тревоги, а не колдовские эксперименты ставить пришел. А все же тревожная жуть уцепилась за сердце и никак не отлипнет, отравляет взор и разум, насылает мрак на чело и пейзаж…

Людишки неспособны ни на что большее, кроме как жить и умирать, но даже и они ужасаются безотчетно, блекнут и торопятся свернуть, повстречав двух молчаливых мрачных незнакомцев, что бесшумно и целеустремленно идут след в след вглубь парка, окруженные мутным предвкушеним взаимной ненависти и кошмаров наяву…

– Эй, Вельзиевич?

– Да, владыка!

– Вот это – что такое? Что ты видишь?… – Велимир вытянул руку, ладонью вверх, изо всех сил пытаясь сделать так, чтобы рука не дрожала. Ему это удалось, но игрушечная корона с одним камешком, которую Света носила как браслет, явно проснулась: она ничем, никак, ни единым квантом не лучилась и не сочилась ни одной из известных Велимиру магий, но была не проста. Она была ужасна. Рука боялась прикасаться к… Кожа немела. Металл это? Иллюзия? Просто сгусток колд… Нет там колдовства. – А, Тефлоев? – у меня на ладони – что лежит?

– Круг из серебряной проволоки, с камешком похожим на рубин. Люди именуют такие дамскими браслетиками.

– Странно. Странно, что ты увидел именно так, по-человечески, я бы сказал. Ну, раз браслетик – то и надень его. Надень, не стесняйся, а за твою маскулинную ориентацию, за ее правильность, я поручусь, если вдруг понадобится. Возьми и надень на… левую руку.

Тефлоев потянулся к предмету и рука его, обычная, чуть смуглая, в обильную меру волосатая, вдруг обросла острыми когтями… и – замерла над ладонью Велимира.

– Бери, я сказал!

Коготь Тефлоева с хирургической точностью, не касаясь кожи Велимира, подцепил браслет, левая рука его сомкнула вытянутые пальцы и просунулась в круглое отверстие браслета.

– Вот, владыка, исполненн-но-о-о-о! Больно! – Тефлоев завизжал пронзительно и затряс рукой, в попытке стряхнуть его. – Больно!!!…

– Стой! Замри, смерд! Дай сюда руку. – Продолжая так же истошно визжать, Тефлоев тем не менее послушался и протянул вперед левую руку с браслетом на запястье. Спокойно стоять на месте он не мог и приплясывал, глубоко рыхля каблуками неподатливую почву. Велимир напрягся, чтобы увидеть, усечь что к чему, и попытаться помочь, но было поздно: когтистая лапа надломилась в запястье и упала на землю, тут же, вслед за нею свалился и браслет, или то, что Тефлоев назвал браслетом. Оставшись без руки, Тефлоев, как ни странно, чуть успокоился, стоял смирно, хотя и подвывая. Кровь из руки не текла, а рана скруглилась – ее края стянулись в точку-шрам.

– Спокойно, спокойно… Подумаешь, беда какая… Новая вырастет. Что это было? Что ты почувствовал?

– Боль, владыка.

– Да ты что??? А еще? Почему не стряхнул браслет? Ты же хотел?

– Я…не мог. Он сильнее. Браслет сильнее меня, владыка.

– А что это за сила?

– Не ведаю, владыка. Было очень больно. – Велимир полез чесать затылок и наткнулся на голую кожу – он успел забыть, что накануне побрился налысо.

– Вырастить руку можешь?

– Да, владыка.

– Ну так давай в темпе, не отдыхать сюда пришли. Что?

– В людском облике, владыка… Я не могу так сразу. Надобен час и несколько минут.

– Мало что калека, так ты еще и неумеха! Дай сюда культю. – Велимир пробурчал про себя заклинание, больше похожее на витиеватое ругательство, и Тефлоева стало корчить. Видимо, ему опять стало больно, хотя и не так, как до этого: он замычал, но тихонечко, не впадая в панику, видимо, на этот раз он понимал происходящее… Минута – и Тефлоев по-прежнему был с обеими руками. Очень внимательный наблюдатель, возможно, заметил бы незначительнейшую разницу в размерах между прежним Тефлоевым и нынешним, масса которого стала чуть меньше, за счет утерянной руки, но Велимир вслух возразил самому себе и Тефлоеву, хотя никто с ним и не спорил:

– Не беда. Вон в тебе – одного росту два метра, хоть обе по плечи отрубай – до гнома еще далеко… Надевай опять. Погоди… – Велимир наклонился и осторожно ухватился двумя пальцами левой руки, указательным и большим, за ободок, снаружи, чтобы никакая часть пальца не оказалась внутри удивительного круга.

– Давай свою левую и суй осторожно, я держу.

Тефлоев не посмел ослушаться ни словом, ни гримасой, ни жестом: сунул – было видно, что он трепещет – и замер на мгновение… Крик, такой же, как и при первом эксперименте, если не более душераздирающий, разлетелся по окружающему пространству, Тефлоев задергался, затопотал на месте, не помышляя убегать и – сбавил тон, заскулил, серые слезы струились по смуглому лицу, нижняя челюсть тряслась, роняя слюну с клыков. Теперь на земле под ногами лежали два отрезанных левых запястья, а рядом с ними загадочный предмет, который для Тефлоева был браслетом, в для Велимира маленькой коронкой, венцом…