– Вот видите: лучшие люди не утруждают себя учебой, – вклинилась Робин, появившись с двумя кружками чая. (И Страйк, и она сама не дошли до диплома.)

– Спасибочки, – сказал Барклай, принимая от Робин кружку. – Предки у ней в разводе, – продолжал он, – она с ними вообще не контачит. Они, видите ли, Джимми недолюбливают. У меня язык не поворачивается их осуждать. Если моя дочурка свяжется когда-нибудь с таким прохиндеем, как Найт, я долго раздумывать не стану. А он, между прочим, за ее спиной бахвалится перед парнями, что на спор закадрит любую молоденькую телку. Всего-то и нужно – запудрить ей мозги: как, мол, почетно из идейных соображений лечь под великого революционера. Флик и половины его подвигов не знает.

– А среди этих девиц есть несовершеннолетние? Его бывшая супруга дала понять, что он до них большой охотник. Это был бы козырь.

– Да нет, всем шестнадцать стукнуло, по моим сведеньям.

– Жаль, – сказал Страйк и перехватил взгляд Робин, которая принесла кружку чая для себя. – Не пойми превратно. – Он вновь обернулся к Барклаю. – Судя по тому, что я услышал на марше протеста, она и сама не без греха по этой части.

– Ну да, один из ее дружков отпустил шутку насчет официанта-индуса.

– Насчет официанта? Я что-то про студента слыхал.

– Одно другому не мешает, – изрек Барклай. – Как я понимаю, она та еще…

Но, поймав взгляд Робин, Барклай передумал уточнять и просто отхлебнул чая.

– А у тебя что нового? – спросил ее Страйк.

– Кое-что есть. Я извлекла второй жучок.

– Не может быть. – Страйк даже встрепенулся.

– Только что закончила расшифровку – там не на один час разговоров было. Большей частью совершенно пустых, но… – поставив кружку на стол, она расстегнула молнию дорожной сумки и достала записывающее устройство, – есть один странный отрывок. Вот послушайте.

Барклай присел на подлокотник дивана. Робин выпрямилась в своем рабочем кресле и щелкнула переключателем.

В приемной зазвучал характерный говор Герайнта.

«…умасливай их, как сможешь, обеспечь мне возможность представить Элспет принцу Гарри, – говорил Герайнт. – Ладно, я пошел, до завтра».

«Доброй ночи», – ответил Аамир.

Робин помотала головой и одними губами сказала Страйку и Барклаю: «Это не всё».

Они услышали, как закрылась дверь. После обычной тридцатисекундной паузы раздался щелчок – в том месте, где прекратилась, а потом возобновилась запись. Теперь это был глубокий женский голос с валлийским акцентом:

«Ты у себя, милый?»

Страйк вздернул брови. Барклай чуть не поперхнулся.

«Да, я здесь», – с невыразительной лондонской интонацией отвечал Аамир.

«Зайди меня поцеловать», – сказала Делия.

Барклай фыркнул в кружку. Жучок чмокнул. Зашаркали подошвы. С места сдвинули стул. Затем послышалось негромкий ритмичный стук.

– Это еще что? – пробормотал Страйк.

– Собака-поводырь в кабинете виляет хвостом, – объяснила Робин.

«Дай мне подержать тебя за руку, – попросила Делия. – Не волнуйся, Герайнт не вернется, я отослала его в Чизик. Вот так. Спасибо. А теперь у меня к тебе есть небольшой приватный разговор. Дело в том, солнышко, что на тебя поступают жалобы от соседей. Якобы через стенку доносятся непонятные звуки».

«Какие?» Он, похоже, насторожился.

«Говорят, у тебя вроде как животные появились. Какая-то собачка то подвывает, то скулит, – ответила Делия. – Ты, случайно, не?..»

«Разумеется, нет, – сказал Аамир. – Телевизор, наверное. Только собачки мне не хватало. Я же с утра до вечера на работе».

«А я уж подумала, не подобрал ли ты на улице какую-нибудь дворняжку. Сердце у тебя доброе…»

«Нет, не подобрал. – В голосе Аамира звучала напряженность. – Не веришь – сходи, сама убедишься. У тебя же есть ключ».

«Солнышко, не сердись, – заговорила Делия. – Без твоего разрешения мне и в голову не придет к тебе заявиться. У меня нет привычки шпионить».

«Имеешь право, – сказал Аамир, и Страйку послышалась в этих словах какая-то горечь. – Это же твой дом».

«Ты обиделся. Я так и знала. Но не сказать тебе тоже не могла, ведь в следующий раз эти жалобщики могут нарваться на Герайнта, – я по чистой случайности сама подошла к телефону…»

«Я учту и отныне возьму за правило убавлять громкость, – пообещал Аамир. – Договорились? Буду осмотрителен».

«Пойми, любовь моя, по мне – ты волен делать все, что…»

«Слушай, я тут подумал, – перебил ее Аамир, – что должен платить тебе за проживание. Вдруг…»

«Мы это уже проходили. Не глупи, никаких денег я с тебя не возьму».

«Но…»

«А помимо всего прочего, – сказала Делия, – тебе это не по карману. Дом на три спальни в единоличном пользовании?»

«Но…»

«Мы это уже проходили. По-моему, ты был рад-радешенек туда переехать… Вроде тебе понравилось…»

«Естественно, понравилось. С твоей стороны это был очень великодушный жест», – чопорно произнес он.

«Великодушный… я тебя умоляю: великодушие тут ни при чем. Слушай, ты не составишь мне компанию? Голосование у меня сегодня поздно, вот я и подумала, что хорошо бы зайти в „Кенсингтон тандори“. Я угощаю».

«Прости, не смогу, – сдавленно произнес Аамир. – Мне домой нужно».

«Вот оно как, – с прохладцей отозвалась Делия. – Вот оно как… Это огорчительно. Жаль».

«Прости, – повторил он. – У меня назначена встреча с приятелем. С однокашником по университету».

«Ага, понимаю. Ну что ж, в другой раз буду приглашать заранее. А ты уж изыщи свободную клеточку в своем ежедневнике».

«Делия, мне…»

«Не глупи. Шучу. Ты хотя бы сможешь проводить меня к выходу?»

«Да. Смогу, конечно».

Раздался какой-то шорох, потом звук отворяемой двери. Робин выключила запись.

– Стало быть, они трахаются, – громогласно заключил Барклай.

– Не обязательно, – возразила Робин. – Поцелуй мог быть и в щечку.

– «Дай мне подержать тебя за руку»? – повторил Барклай. – С каких это пор на рабочем месте введены такие правила?

– Сколько ему лет, этому Аамиру? – спросил Страйк.

– По-моему, лет двадцать пять, – ответила Робин.

– А ей, значит?..

– За шестьдесят.

– И она предоставила ему крышу над головой. Он, часом, ей не родня?

– Насколько я знаю, родственных связей там нет, – ответила Робин. – Но Джасперу Чизуэллу известны какие-то личные подробности. У нас в офисе, столкнувшись с Аамиром, Чизуэлл процитировал – явно с расчетом на него – какой-то латинский стих.