и должны сами понимать, что в вашем возрасте такое не рекомендуется. Этим вы меня просто удивили. Лучше уж по вечерам сидеть дома у телевизора. Куда спокойнее. Правда, программы бывают перенасыщены хоккеем и футболом, но при желании всегда можно переключить на другое.

У меня тоже есть дочь. Но жизнь у нее сложилась не так удачно, как у вашей. Мою обманул негодный человек. Она родила от него сына. Теперь, конечно, внук уже большой — служит в армии. Дочь живет неподалеку от меня. Приходит навести порядок в моей квартире вдовца. Звал ее к себе, не идет. Предпочитает свободное расписание. Что ж, понять ее можно, еще не стара. Я тоже на свободном расписании. Но это уже говорю с иронией по отношению к самому себе. Бывают вечера, когда не знаю, куда себя девать. Есть, конечно, у меня товарищи. Но они работают, и поэтому всяк занят своим делом, отсюда и намечающееся расхождение.

Мне ваши письма тоже интересны. И с каждым письмом все более.

Уважающий вас А. Н.»

«Уважаемый Аркадий Николаевич!

Нет-нет, вы меня не так поняли. Я не люблю фильмов с убийствами. И если попадаю на такой фильм, то чисто случайно. Так что не подумайте, что я в этом смысле какая-то недоразвитая. И в этом отношении я с вами очень согласна. Я вам ничего не сказала о своей работе. Как уже было сообщено в объявлении, я инженер. Работаю в проектной конторе. Работа несколько однообразная, но она не утомляет. Были когда-то мечты, дерзания, и они бы осуществились, но вышла замуж, и все отодвинулось. Теперь же, когда одинока, поздно наверстывать упущенное. А что это вы сказали «иронически» насчет вашего «свободного расписания»? Интересно бы знать!

Жду. Уважающая вас К. Г.»

«Уважаемая Клавдия Григорьевна!

Мне кажется, вы просто придираетесь к каждому моему слову. С какой целью, я не знаю, но это очевидное-невероятное. Ничего я не имел в виду скрытного в словах «я тоже на свободном расписании». Именно иронически и надо было сказать. Ведь я же на заслуженном отдыхе, пенсионер. Куда мне идти? Чем мне увлекаться? Да куда хочу, туда и иду. Чем хочу, тем и увлекаюсь. Только ведь дело-то в том, что мне некуда идти и нет у меня никаких увлечений. Пока работал, был смысл труда. Тогда ни о чем не думал и не готовил себя к жизни пенсионера, и вот теперь, как рыба, выброшенная на берег. Разеваю рот, а воды нету. Вот откуда и ирония. Эх, вы! Совсем не знаете меня, а уже подозреваете бог знает в чем. Я ведь понял ваш намек. Понял!

Остаюсь, А. Н.»

«Господи, Аркадий Николаевич!

Да я и не думала вас обижать! Побойтесь бога, такие обвинения в мой адрес! Ну, пошутила. Ну, неудачно, но чтобы вас подозревать в чем-либо дурном — да избави господи. Так что уж не обижайтесь. Кстати, операцию глаза мне произвели. И теперь все прекрасно вижу. Могу и встретиться с вами. Назначайте день, и я буду вас ждать.

Уважающая вас Клавдия Г.»

«Уважаемая Клавдия Григорьевна!

Простите меня, если я несколько резко высказался в последнем письме, но честное слово, тоже никак не хотел обидеть вас. Еще и еще раз простите. Что же касается свидания, то вот что я подумал, милая вы моя Клавдия Григорьевна, а что, если мы не понравимся друг другу? А если не понравимся, то сможем ли продолжать дальше наше такое хорошее знакомство? Вот какие мысли мучили меня всю ночь, прежде чем я решился написать вам это письмо. Может быть, лучше будет, если мы на какое-то время отложим свидание и продолжим нашу переписку? Как вы на это смотрите? Жду ответа.

Уважающий вас Аркадий Н.»

«Дорогой Аркадий Николаевич!

Ваше письмо заставило меня многое взвесить и решить. Да, я согласна с вами. Вы мне очень дороги по тем письмам, которые я получила от вас. Я уже не одинока. Я знаю, есть человек, который интересуется моей жизнью, мною, и этим он мне уже дорог, близок и необходим. И действительно, а что, если при встрече не понравимся друг другу? И все рухнет? Это будет ужасно! Так давайте, милый Аркадий Николаевич, переписываться. Потом, возможно, когда-нибудь мы и повстречаемся… Мне даже страшно подумать, а что, если при встрече что-нибудь будет не так. Вы правы, совершенно правы!

Более чем уважающая вас Клавдия Г.»

«Дорогая Клавдия Григорьевна!

Это ничего, что я так к вам буду обращаться? Действительно, вы мне очень и очень дороги. На закате дней я считаю это восходом солнца!..»

«Милый, милый Аркадий Николаевич!

Я так счастлива была получить ваше письмо…»

* * *

Они переписываются. Более близких людей еще свет не знавал. Они ни разу не поссорились, не повздорили. Из письма к письму все более нежные излияния. И чем больше пишут, тем больше есть что сказать друг другу.

ТРЕТИЙ

Он сидел за столом, наклонив плечи над планшетом аэрофотосъемки, загородив от нее широкой спиной неяркий свет керосиновой лампы. Круглый его затылок, похожий на футбольный мяч, был покрыт коротким, плотным волосом. Сколько раз он лежал на ее руке!..

«Неужели и этот обманет?» — глядя из своего затененного угла на Олега Кудёмова, горестно думала Зинаида Осташкова.

«Этот» был у нее третьим. Те, двое до него, тоже, как и он, называли ее ласковыми именами, тоже любили, казалось бы искренне, и она верила им, была счастлива, и думалось — это навсегда! И почему-то обрывалось. Заканчивались изыскания. Все разъезжались по домам, и она оставалась одна.

«Какая у него красивая голова… но он даже не чувствует моего взгляда», — печально думала она и невольно сопоставляла «этого» с тем, первым.

Того звали