могла поверить своим глазам. Последний раз я видела его на дознании – в свадебном костюме, ухоженного, безупречного. А теперь Хейрон сидел напротив меня в комнатушке заброшенного постоялого двора: лицо его осунулось, под глазами пролегли тени, и даже красота стала более резкой, тревожной.

От его пристального взгляда мне стало трудно дышать, и я спросила:

– Значит, это ты рассказал Утешителю о том, что у меня нет дара?

Хейрон пожал плечами:

– Я посчитал, что эти сведения его заинтересуют, а кроме того, докажут, что я могу быть ему полезен.

– Ты же сам говорил, что Каратели всегда в тени. С каких пор тебе нравится быть на вторых ролях?

Он натянуто улыбнулся:

– Я осознал, что быть в тени – не значит быть на вторых ролях. После нашей неудавшейся свадьбы родители стрясли с твоего дядюшки приличную компенсацию, но что было делать мне?

Хейрон вдруг выпрямился на стуле, поставив обе ноги на пол. Последние следы вежливости слетели с него, и он ощерился:

– Карьера Советника, к которой я так стремился, оказалась для меня закрыта. Из-за тебя. Твое предательство оставило на мне пятно. И мне пришлось очень сильно поломать голову, чтобы понять, какие возможности остались. Но знаешь, что взбесило меня больше всего?

Ноздри его раздулись, а голубые глаза посерели, как воды Венны осенью. Меня пробрала дрожь. Сквозь сжатые зубы Хейрон прошипел:

– Ты выставила меня на посмешище. Перед всем Зенноном. Ни одна девка раньше не смела мне отказать, а ты ради этого ублюдка…

Мне словно влепили пощечину, и я вжалась в жесткую спинку стула, не в силах отвести взгляд от Хейрона. В зрачках его заплескалось что-то темное, как будто его глазами на меня смотрели Тени. От горячего шепота у меня по рукам поползли мурашки:

– Знаешь, я думаю, у тебя передо мной должок – и за сорванную свадьбу, и за сорванную брачную ночь.

Хейрон встал со стула.

– Утешитель тебе не позволит… – я попыталась говорить уверенно, но мой голос дрогнул.

Он поднял брови:

– Как думаешь, почему Утешитель позволил мне с тобой пообщаться? Приятно, когда такой человек на твоей стороне, правда?

– Ты не посмеешь…

Хейрон улыбнулся – и этой улыбкой словно приставил нож к моему горлу.

– Проверим?

И за пару шагов он обогнул стол. Я даже не успела пошевелиться, от страха у меня заложило уши. Дверь закрыта, мне не убежать. И даже если я закричу… Лисицы продали меня Утешителю, а тот отдал меня Хейрону.

Он подошел ко мне вплотную, так, что на меня пахнуло его парфюмом – пряным и горьким одновременно.

Я до крови закусила щеку изнутри, и металлический вкус мгновенно отрезвил меня.

– Нет! Стой! Я скажу, где эрендин.

Хейрон замер, будто зверь перед добычей. Меня охватил озноб, но я постаралась, чтобы голос прозвучал твердо:

– Я скажу, где эрендин. Но если ты тронешь меня хоть пальцем, камень вы не получите. И Утешитель Йенар обязательно узнает, кого ему стоит за это благодарить.

Через несколько оглушительных сердцебиений Хейрон отступил. Я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза – его взгляд посветлел и стал холодным, как родник в Черном лесу.

– Прекрасно. Я сообщу об этом Утешителю.

Не торопясь, Хейрон забрал со стола маску с перчатками. Когда он отошел к двери, я позволила себе выдохнуть. Но, прежде чем надеть маску, Хейрон оглянулся и прищурился:

– Только не думай, что ты так легко от меня отделаешься, Вира.

Он криво улыбнулся, натянул маску и вышел, хлопнув дверью.

Когда Утешитель опять зашел в комнату, меня всю трясло от пережитого.

– Ну-ну, что же вы так… Неужели Хейрон повел себя грубо?

По моим венам прокатилась холодная ярость. Утешитель Йенар смеет утешать меня.

Подняв подбородок, я встретилась с ним взглядом:

– Я скажу вам, где камень. Но что я получу взамен?

Вся отеческая забота слетела с него, и он посмотрел на меня бесстрастно и расчетливо, словно взвешивая, чего я стою. Потом улыбнулся:

– А изгнание пошло вам на пользу, госпожа Вира. После того как я получу камень, мы вернемся в Зеннон, где вы будете в безопасности. И обещаю, вашу тайну никто не узнает.

– А Кинн?

– Если он пожелает возвратиться вместе с вами – так и быть, я подарю ему второй шанс. Только не обессудьте, больше в свой дом я его не пущу.

Я тихо фыркнула. Как будто Кинн согласится туда вернуться.

– А его татуировка?

Утешитель нетерпеливо махнул рукой.

– Ее можно убрать.

Как легко он со всем соглашается… Я стиснула зубы:

– А что с Хейроном?

Утешитель поднял брови:

– А что с ним? Он слуга Закона. И будет делать то, что я ему прикажу. Если его внимание вам неприятно, – его глаза насмешливо блеснули, – я позабочусь о том, чтобы он оставил вас в покое. А теперь я бы хотел услышать о местоположении эрендина.

Я решительно взглянула в голубые глаза Утешителя.

– Дайте слово, что, найдете вы там камень или нет, нас с Кинном никто не тронет.

Утешитель весомо проговорил:

– Даю свое слово.

Кто-то будто шепнул мне в самое ухо: он лжет. Но я кивнула, делая вид, что приняла его заверения.

– Храм Серры-на-Перепутье. Там второй тайник.

Глаза Утешителя Йенара сверкнули:

– Храм Серры-на-Перепутье… Спасибо за вашу помощь, госпожа Вира.

Глава 17

Я дошла до комнаты Нери, не замечая боли в лодыжке. Один из незнакомых Карателей сопровождал меня, поддерживая под локоть, и я старалась идти как можно быстрее, чтобы поскорее остаться в одиночестве.

Зачем Хейрон на самом деле приехал сюда? Зачем подверг себя такой опасности? Ради денег? Или он жаждет мне отомстить?

Утешитель вызывал у меня отвращение и ярость, а Хейрон… Этот новый Хейрон вызывал у меня настоящий страх.

Прежде чем закрыть за мной дверь, Каратель глухо сказал:

– Если потребуется выйти, постучите, я открою.

И, захлопнув дверь, со звонким щелчком повернул в замке ключ.

Я бросила взгляд на окно, откуда из-за полуприкрытых штор пробивалось ровное мерцание щита. Значит, я снова пленница. И Кинн тоже.

Только бы моя уловка с тайником сработала.

Собрав остатки сил и опираясь на изножье кровати, я подошла к небольшому зеркалу, висевшему над туалетным столиком, и вгляделась в свое хмурое отражение.

Неужели на мне и правда есть метка Теней? И мама каким-то образом в этом виновата?

Утешитель что-то явно недоговаривал. В голове снова пронеслись его слова, сказанные в Башне Изгнания: «От каких