– Точно. Не свети мне в лицо и не стой посреди лестницы, здесь нас видно и сверху, и снизу.

Опомнившись, девушка зашагала дальше. Достигнув гранитной площадки, мы повернули на следующий пролет, я поравнялся с Электрой, заговорил:

– Получается, ты все знаешь про меня. Про Генри с Джейн, про дело с Выставкой, знаешь, как мы встряли в него… Хорошо, а знаешь, что это? – Я сунул ей под нос револьвер, повернув так, чтобы была видна рукоять с буквой.

– В смысле? – не поняла она.

– Что означает эта буква? Есть еще второй, и на нем другая – «S». «S» и «H»… чьи это инициалы?

– Понятия не имею. Да ты о чем вообще, Анри… в смысле, Алек?

Я убрал револьвер обратно в кобуру.

– Ни о чем. Ты работаешь на Мессию, так?

Она лишь хмыкнула в ответ. Двигалась Электра быстро и легко, бесшумно шагала по ступеням. Лестница привела нас в изгибающийся пологой спиралью коридор с закрытыми дверями – и тут меня снова накрыло ощущение чужого взгляда. Смотрели будто исподтишка, но пристально и недобро. Откуда-то сбоку… Выхватив револьвер, я повернулся. Нет – слева! – я крутанулся в другую сторону, потом встал лицом к лестнице, а когда сделал еще один оборот вокруг оси, увидел, что Заяц с Электрой удивленно глядят на меня и что в руке у девушки пистолет.

– В чем дело? – спросила она. – Ты чего крутишься, как флюгер на ветру?

– По-моему… – растерянно пробормотал я, осознав, что ощущение направленного на меня взгляда уже прошло. – Вот черт!

– Да в чем дело?

– У меня чувство, будто за нами наблюдают. Уже во второй раз. Сначала оно появилось перед тем, как ты спрыгнула с люстры, и я решил, что ощутил твой взгляд. Но теперь опять.

– Откуда наблюдают?

– Не знаю. Отовсюду. Прямо… будто прямо из воздуха. Только это уже прошло.

Она помолчала, подозрительно сощурившись, затем пожала плечами и опустила пистолет, но убирать его в кобуру не стала.

– Ладно, пугливый, дальше идем.

На полу коридора был ковер, а на стенах висели чучела – звериные головы. В свете фонаря тускло, мертво поблескивали глаза оленей, медведей, волков и лис. Когда мы зашагали прочь от лестницы, я снова заговорил:

– Ты – полевой агент Мессии. Хотя и очень молода для такой работы.

– Ты и сам-то не зрелый мужчина. А уж паренек твой… – Электра оглянулась на Зайца, который продолжал отмалчиваться.

– И еще не пойму, зачем использовать для подобного барышню.

– Я не барышня!

– А кто же?

– Девушка.

– Гм… Не вижу разницы.

– А она есть.

Я искоса пригляделся к ней.

– Да, извини, теперь вижу. Барышни – в кружевах и с веером. Ты – в коже и с ножом.

Она не ответила, я же кинул взгляд на Зайца. Необычно он себя вел: молчал, будто воды в рот набрал, даже не сопел. Внимательно слушал наш разговор, пристально глядел на новую знакомую, но не пытался участвовать в беседе, что для него было совсем не типично.

Мы шли мимо ряда одинаковых дверей, но почему-то Электра не пыталась заглянуть ни в одну из них. Было тихо и темно – никаких свидетельств того, что где-то поблизости есть люди. Ощущение тайного присутствия, чувство, будто за нами скрытно наблюдают, накатывало волнами, отчего меня каждый раз пробирало ознобом. Пару раз казалось, что слышу шорохи, – совсем близко, звучащие будто бы прямо в воздухе, как если бы за нами крался невидимка. Я крутил головой, оглядывался, водил из стороны в сторону стволом оружия – и никого, кроме двух своих спутников, не видел.

– Странно, мне все время что-то мерещится, но при этом такое ощущение, что во всей башне, кроме нас, никого, – произнес я. – Хотя она не выглядит запущенной. Пыли нет, ковры в порядке… Чтобы поддерживать чистоту в таком здании, нужно много слуг. Где они все?

– Лежат в бараке во дворе, – ответила Электра.

– Чего? – спросил сзади Заяц.

Я потребовал:

– Объясни!

– Они убили всех слуг.

– Не может быть! – ахнул мальчишка, догоняя нас.

– Я их видела. Там десятка два людей… то есть тел. Лежат в одном из бараков. Уверена, что это поработали наемники Цепеша. Он набирает их среди бывших каторжан – всяких грабителей, убийц и еще из отставных вояк, тех, что резали черных в Африке или расправлялись с остатками индейцев в Америке. Хорошо им платит, но и муштрует, требует полного подчинения.

– «Стальные куртки», – пробормотал я.

– Кажется, они сами называют себя солдатами Армии Освобождения Евразии.

– Освобождения от кого?

– От остальных людей! – отрезала Электра.

После этого мы некоторое время шли молча. Она водила фонариком из стороны в сторону, то освещая стены, то направляя луч вперед, а я заново осознавал всю опасность и серьезность происходящего. И угрозу для моей жизни – прямую и явную, бесспорную, серьезную угрозу. Попросту говоря, я могу никогда не покинуть озерный замок. И я, и Заяц с этой самоуверенной девчонкой. Наши враги взорвали купол с сотней людей, расправились с семьей Вилла Брутмана, они запросто убили собственных слуг, уничтожили баржу со всей командой, наверняка то же самое ждет оставшихся грузчиков… Человеческие жизни ничего не значат в этой игре. Люди – просто фишки на карте событий, и нет никакой разницы, взрослые это, дети или старики, мужчины или женщины. В том, как действовали мои противники, было что-то нечеловеческое, равнодушно-жестокое и пугающее. Я словно имел дело с непонятными чудовищами, темными кошмарными существами, прячущимися под личиной людей. Похожие мысли уже посещали меня на смотровой галерее «Рассвета империи», когда Вука Чосер за спиной Кариба вдруг преобразился в нечто неописуемое, и позже, на дебаркадере, во время избиения грузчика, а потом у борта «Двузубца», когда мы прыгнули в воду, – всякий раз от человека-лозы веяло чем-то запредельным.

Снова пронзило чувство, будто мне смотрят прямо в спину, я вздрогнул, оглянулся – сзади никого не было – закашлялся, прижав ладонь ко рту. Сглотнул. И в который раз одернул себя: это только твои фантазии! Мало ли жестокостей творят люди без помощи всяких чудовищ? Мы и сами вполне можем быть чудовищами, и звериной кровожадности в некоторых из нас не меньше, чем доброты в других. Просто раньше я не сталкивался с подобным коварством, бессердечием, изуверством, вот и пугаюсь теперь… Ну так привыкай, черт тебя побери, Алек МакГрин!

Ведущая вверх спираль коридора все не кончалась, и я обратился к Электре:

– Поговорим о графе. Его зовут Алукард, хотя сразу было ясно, что это псевдоним. Цепеш… Вроде бы я где-то слышал эту фамилию.

Она покосилась на меня:

– «Где-то слышал»? Влад Цепеш – владыка Румынии в пятнадцатом веке. А эти двое, граф с Вукой, – его потомки.