— Никто из нас этого не хочет, ma petite.

— Ашер мог по-настоящему ранить Сина, Жан-Клод. Нужно приложить немало силы, чтобы одним ударом свалить вертигра с ног.

— Девила было бы не так легко свалить с ног, — заметил Никки.

Я посмотрела на него:

— Ты это о чем?

— Девил намного сильнее, у него лучше накачаны шейные мышцы, так что такой удар не вывел бы его из строя. К тому же, он более сильное верживотное. Это также помогает защищать и тебя.

Я посмотрела на Клодию:

— Насколько слаб Син по сравнению с остальными?

Она пожала плечами:

— Он из клана тигров, так что тут замешана метафизика, но могу сказать, что он один из самых слабых твоих тигров. Слабее всех только Джейд, но думаю у нее проблема в том, что она боится своей силы.

Я подумала об этой единственной связанной со мной метафизически женщине. Она была еще меньше меня, и ростом доходила мне всего до плеча, как и я, большинству из моих мужчин. Кожа у нее была бледной, длинные черные волосы, и огромные карие, глаза слегка увеличивали ее лицо. Глядя на нее, на ум приходили слова деликатная и изящная, не многие женщины у меня могут вызывать подобные аналогии.

— Она на протяжении нескольких веков была девочкой для битья у своего Мастера Вампиров, поэтому у нее мышление жертвы.

— У нее есть те опасные навыки, которые она показывает на сольных тренировках, — сказал Никки. — Но стоит только на ринге против нее выставить противника, как она просто застывает.

— Он превратил ее в свою жертву, — сказала я.

— Но у нее есть навыки ниндзя, и я говорю это не из-за расовых предрассудков. Все, кто был в Арлекине, превосходят спецназ по основным показателям. Они как киношные ниндзя, почти магически превосходны.

— Ее Мастер тренировал ее, как и остальных Арлекинов, но он так плохо с ней обращался, что ее навыки применять никогда не приходилось, — сказала Клодия. — Он будто калечил ее в то же время, пока обучал.

— Совершенно точно, я думаю.

— С чего Арлекину зря проводить все эти тренинги? — спросила Клодия.

— Я все еще надеюсь, что вы не будете произносить это слово так неосмотрительно, — напомнил Жан-Клод.

— Арлекин больше не телохранители Марми Нуар. Теперь они работают с нами, Жан-Клод, — сказала я.

— И ты была совершенно права, когда заставила меня изменить закон об упоминании их имени. Смертный приговор был уже чересчур.

— Прям так и думаешь — чересчур? —подначила я.

Он улыбнулся мне.

— Но они все еще лучшие в мире воины, убийцы и шпионы, о которых только известно, — ответил он.

— Ага, вот только не стоило заставлять их кого-то выслеживать и убивать только за того, что кто-то произнес «Арлекин».

— Мать Всея Тьмы правила Советом Вампиров тысячи лет, ma petite. Она была первым вампиром, создателем нашей культуры и большинства наших законов. Она была как королева или императрица для нас. Она была нашим темным божеством.

— Мы убили Мать Всея Тьмы, а это значит, что нам удастся поменять ее сумасбродные законы.

— Королева мертва, да здравствует король! — провозгласил Никки.

Я зыркнула на него.

Он пожал плечами, настолько это вообще позволили его мышцы.

— Так говорят все вампиры и старые оборотни. Ты убила ее, так что по правилам оборотней, ты получаешь всю добычу себе, но так как ты человек-слуга Жан-Клода, то по вампирским законам он получает все привилегии.

— Я знаю, что вампиры считают меня просто продолжением власти Жан-Клода, как оружие или бомба.

— Я о тебе так не думаю, ma petite, и ты это знаешь.

Я очутилась в его объятиях, положив голову ему на грудь. Не было обнадеживающего сердцебиения у моего уха. Его сердце билось чаще, чем у большинства вампиров, хотя и не должно, и билось оно не все время, и определенно медленнее, чем у людей и оборотней. Я крепче обняла его, потому что скучала по стуку его сердца. Я все еще предпочитала мохнатиков вампирам. Я любила Жан-Клода и нескольких других вампиров, но делила постель чаще с оборотнями, чем с вампирами; именно по этой причине.

— Я кормился на человеке сегодня в клубе, не на оборотне и я слишком долго не был рядом с тобой, чтобы твое присутствие могло меня обогреть.

— Мы это исправим, — пробубнила я, скрыв лицо в оборках его рубашки. Оборки и кружева никогда не были такими мягкими, как казались на ощупь, но сегодня мне было до фени. На самом деле он перестал носить свойственные ему рубашки, потому что мне не нравилась жесткость их ткани. Но сегодня меня это не волновало, я просто хотела, чтобы он был как можно ближе ко мне.

Он прижал меня к себе и прошептал:

— Да, мы все исправим.

— Для начала мне надо привести себя в порядок. Я вся вспотевшая и перепачканная после недавних событий.

До меня дошло, что на нем белая рубашка, а на мне много засохшей крови. Я отпрянула и осмотрела его.

— Что такое, ma petite?

— На мне много засохшей крови и грязной одежды, а ты весь в белом.

Он снова притянул меня к себе:

— Я лучше прижму тебя к себе, чем стану беспокоиться о какой-то одежде. Рубашку отстираем либо просто выбросим. Мне без разницы.

Я отстранилась на столько, чтобы поднять лицо, упираясь подбородком в его грудь, так что я смотрела через линию его тела, а он вниз на меня, и наши глаза встретились на уровне его груди.

— Да ты любишь меня, но то, что тебе плевать на шмотки…, уж я-то знаю, что настоящая страсть у тебя именно к ним.

Я улыбалась, пока говорила это.

Он засмеялся, резко, удивленно, и на секунду я увидела как он, должно быть, выглядел столетия назад, до того, как, став вампиром, научился контролировать свое лицо из-за страха, что это может быть использовано против него более сильным вампиром.

Я улыбнулась ему, прижавшись так близко, как позволяла одежда и оружие. Как же я любила его. Я любила то, что могла заставить его так рассмеяться, любила то, что рядом со мной он чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы хоть чуточку раскрыться, любила то, что даже будучи по самую задницу в аллигаторах, близость друг к другу помогала нам со всем справиться. Аллигаторы в любом случае неплохо бы пожевали наши задницы, но в компании-то куда веселее, и куда больше шансов сделать неплохой саквояжик из крокодиловой кожи, чем угодить к ним на ужин.

Я рассматривала его лицо, пока его наполнял смех, и просто любила его. День явно не задался, но Жан-Клод немного это исправил, ведь для этого как раз и нужна любовь. Она все только улучшает а не ухудшает, что заставило меня задуматься, любил ли Ашер хоть кого-то. Я отбросила эти мысли подальше и наслаждалась объятиями мужчины и тем, что он смеется благодаря мне.