– Двадцать пять лет назад американский президент приказал сбросить бомбу на два японских города, среди жителей которых было множество детей и других ни в чем не повинных людей. Это предотвратило войну. Господь нередко ставит нас перед выбором.

– Когда выбирать не тебе, говорить легко.

– Я знаю, сколько нам приходится заплатить за это, Ангус. Совсем недавно я собственноручно перерезал горло невинному человеку и сделал это ради единства. Это вовсе не означает, что по ночам меня не мучают кошмары. Сомнение, стыд, вина – это лишь часть той цены, которую мы вынуждены платить, если действительно хотим совершить что-то хорошее, а не просто наслаждаться собственной непогрешимостью.

– Бога нет, а я не президент.

– Верно, – Макбет снял крышку с коробки, – зато я здесь – и Бог, и президент, и я даю тебе возможность исправить ошибку, которую ты допустил сегодня в Файфе.

Ангус заглянул в коробку и в ужасе отшатнулся.

– Сегодня ночью ты возьмешь это с собой на фабрику «Эстекс» и сожжешь там в печи, – сказал Макбет.

Побледневший словно мел Ангус сглотнул:

– Эт-то реб-бенок из к-клуба…

– Солдаты, то есть мы с тобой, знают, что в войне порой страдают невинные, однако тем, ради кого мы воюем, это неизвестно. Поэтому нам приходится скрывать это от них, чтобы они не впадали в уныние. Что скажешь, Ангус?

– Э-э… я…

– Слушай. Я даю тебе это задание, потому что доверяю. Ты можешь сжечь тело в «Эстексе». А можешь использовать его как улику против собственных братьев-гвардейцев. И тем не менее я рискую. Ведь я должен убедиться, что на тебя можно положиться.

Ангус покачал головой и сдавленно всхлипнул:

– Ты хочешь сделать меня соучастником, чтобы убедиться, что можешь положиться на меня.

Макбет покачал головой:

– Ты уже соучастник. Мне нужно лишь знать, хватит ли у тебя сил, чтобы вынести эту вину при том, что никто из близких нам не узнает, какую цену мы платим, защищая их. Лишь тогда, Ангус, я смогу назвать тебя мужчиной.

– Послушать тебя, так выходит, что жертвы – мы сами, а не этот ребенок. Я не могу! Лучше пристрели меня!

Макбет посмотрел на Ангуса. Он не сердился. Возможно, потому, что Ангус ему нравился. А возможно, оттого, что он знал: Ангус не причинит им вреда. Но в основном потому, что ему было жаль Ангуса. Макбет закрыл коробку и поднялся.

– Подожди! – сказал Ангус. – К-как т-ты накажешь меня?

– О, ты сам себя накажешь, – ответил Макбет. – Прочитай, что написано на флаге. Ночью, когда проснешься от кошмара, не крик этого ребенка тебя разбудит. Тебя разбудят эти слова: «Верность и братство. Крещены огнем, венчаны кровью».

Он взял коробку и вышел.

До полуночи оставалось еще больше часа, когда Макбет вошел в их с Леди номер.

Леди стояла возле окна, спиной к нему. В комнате было темно, лишь восковая свечка тускло мерцала на тумбочке. Леди уже надела ночную рубашку. Поставив коробку на столик возле зеркала, Макбет подошел к Леди и поцеловал ее в шею.

– Когда я пришел, свет отключили, – сказал он. – Джек пошел проверить пробки. Надеюсь, никто из гостей не воспользуется случаем и не стащит лишнюю фишку.

– Свет по всему городу отключили, – Леди положила голову ему на плечо, – я это только что видела. Что у тебя в коробке?

– Что обычно бывает в таких обувных коробках?

– Значит, ты носишь обувь в коробке так, словно это бомба.

В эту секунду небо разрезала гигантская молния, похожая на белую артерию, осветившую на миг весь город. А потом раздался гром.

– Красиво, да? – Макбет вдохнул запах ее волос.

– Я не знаю, что это.

– Я про город. А станет еще красивее. Когда мы избавимся от Дуффа.

– Пока в этом городе не будет нового бургомистра, он останется уродливым. Ты так и не скажешь, что у тебя в коробке? – Язык у нее заплетался, словно она только что проснулась.

– Кое-что, чему суждено сгореть. Попрошу Джека отнести это завтра в «Эстекс» и сжечь там.

– Любимый, мне тоже хочется сгореть.

Макбет замер. Что она такое говорит? Она что, снова разговаривает во сне? Но ведь лунатики обычно молчат?

– Так вы еще не нашли Дуффа? – спросила она.

– Пока нет, но мы перевернем каждый камень в этом городе.

– Бедняга, лишился детей и остался совсем один…

– Кто-то помогает ему, иначе мы давно уже отыскали бы его. Я не доверяю Леноксу.

– Потому что ты знаешь, что он служит Гекате?

– Потому что Ленокс слаб. Возможно, он поддался чужому влиянию, подобно Банко. А возможно, он сам прячет Дуффа. Мне следовало бы арестовать его. Сейтон рассказывал, что при Кеннете особенно молчаливых заключенных били током – так у них быстро развязывался язык. А потом вновь били током – и они навсегда замолкали.

– Нет.

– Нет?

– Нет. Если арестуешь кого-то из собственных начальников, это вызовет подозрения. Ты только что выбросил два гнилых яблока – Дуффа и Малькольма. Три уже напоминает преднамеренную чистку. А подобные действия наводят на размышления не только о тех, от кого избавились, но и о начальнике. Мы же не хотим дать Тортеллу повод отложить твое назначение на неопределенный срок. Ну, а что касается тока – пока электричества в этом городе нет.

– Так что же мне делать?

– Пойди разбуди электрика и прикажи ему исправить это недоразумение.

– Любимая, что-то ты сегодня не в духе. А ведь в такой вечер ты должна признать меня героем.

– А ты меня – героиней, Макбет. Вы искали у Кетнес?

– У Кетнес? С чего ты решила, что нам надо искать именно там?

– Той ночью, на празднике, Дуфф сказал, что переночует у двоюродного брата.

– Верно.

– А тебя не удивило, что у детдомовского ребенка тут обнаружился вдруг двоюродный брат?

– Не все двоюродные браться согласятся… – Макбет нахмурился: – По-твоему, Дуфф и Кетнес…

– Макбет, милый мой, лишь женщины достаточно наблюдательны, чтобы заметить, как двое тайных любовников смотрят друг на друга.

Глядя в темноту, Макбет несколько раз моргнул, а потом обнял Леди и прижал ее к себе. Что стало бы с ним без нее?

– Когда мы с тобой смотримся в зеркало, я тоже это замечаю, – прошептал он ей на ухо, – спасибо, любимая. Ложись спать, а я прикажу Леноксу срочно выехать к Кетнес.

– Дали, – сказала она.

– Что?

– Свет дали. Смотри – город опять светится.

Макбет открыл глаза и посмотрел на ее лицо, а потом перевел взгляд вниз. Светящийся щит с рекламой «Баккарди» окрасил их обоих красным.