Мы встретились с главным судмедэкспертом, доктором Дэвидом Фаулером, чтобы побеседовать в неформальной обстановке в конференц-зале на четвертом этаже. В следующей комнате, за дверью с надписью «Комната 417. Патологоанатомические экспонаты» находилась знаменитая коллекция из 18 удивительно подробных диорам, известных как «Этюды на тему необъяснимой смерти».

Я знал об «Этюдах» и их создательнице Фрэнсис Глесснер Ли всё. По крайней мере, я так думал. Впервые я написал о них в 1992 году для American Medical News, еженедельной газеты Американской медицинской ассоциации. В то время American Medical News очень хорошо платила за тематические статьи, написанные с точки зрения медика, — например, о врачах с необычными увлечениями. Я писал статьи о клубе врачей-мотоциклистов, о довольно необычном байкерском сообществе врачей и других медработников, а также о хирурге, изучавшем древнеегипетские медицинские тексты.

Из тысяч статей, написанных за эти годы, материал об «Этюдах» особенно врезался в память. Я познакомился с предыдущим главным судмедэкспертом, доктором Джоном Смялеком, и еще несколькими сотрудниками его службы, когда приезжал туда несколько раз, чтобы посмотреть на «Этюды». Друзья и родные, зная об этом знакомстве, периодически просили меня договориться о визите, желая тоже взглянуть на диорамы. Всякий раз, возвращаясь к макетам, я замечал что-нибудь новое. «Этюды» опять и опять удивляли меня.

После встречи с доктором Фаулером тем зимним утром Майк провел нашу группу по ослепительному судебно-медицинскому центру площадью 11 тысяч квадратных метров. Мы увидели ярко освещенные двухэтажные кабинеты для вскрытия — огромные, сверкающие, просторные помещения, — кабинет биобезопасности с комнатами поменьше для вскрытия под отрицательным давлением, кабинет радиологии с компьютерным томографом и рентгеновским аппаратом для всего тела с низкой дозой облучения, гистологическую и токсикологическую лаборатории. Все это очень впечатляло. Служба судмедэкспертизы штата Мэриленд, считающаяся одной из лучших в США, располагала великолепными зданием и оборудованием, соответствующими его репутации.

Показывая нам Скарпетта-Хаус, похожий на квартиру-студию учебный центр для следователей на четвертом этаже здания Управления главного судмедэксперта, подаренный писательницей Патрисией Корнуэлл, Майк упомянул нашей группе, что в службе появилась вакансия на новую должность — помощника главного судмедэксперта, который будет выполнять функции специалиста по связям с общественностью Управления. Они искали кого-то с опытом работы в СМИ, в идеале с медицинским образованием, знакомого с основами юриспруденции и способного общаться с полицией, юристами и общественностью. В Управлении раньше никогда не было такого сотрудника, это было нечто новое для них.

Моя биография соответствовала этим критериям. Я работал фельдшером скорой помощи и даже прошел большую часть обучения в сестринском колледже, прежде чем перейти в журналистику. Я много лет работал в больницах и связанных с ними организациях. Полиция и юристы меня не пугают. Хотел бы я работать в здании, где хранятся «Этюды»? О да, конечно!

Я получил работу. Разница между журналистикой и судебной медициной не так велика, как может показаться. В обеих сферах главное — установить факты: кто, что, где, когда, почему и как. И там, и там нужны критическое мышление и скепсис. В известном смысле судмедэксперты пишут последнюю главу в жизни человека.

Вскоре к моим обязанностям прибавилось множество задач, связанных с диорамами. Джерри Д., хранитель секретов создания «Этюдов», попросил меня заменить лампочки в диорамах, когда они перегорели, и показал, где хранятся ключи от шкафов. Руководства или инструкций к диорамам нет, поэтому мне многое пришлось о них узнать. Когда о доступе к «Этюдам» просили кинематографисты и фотографы, их направляли ко мне, потому что я единственный, кто был готов уделить им время. Я познакомился с родственниками Фрэнсис Глесснер Ли, когда они приехали с визитом, и мне выпала честь разделить шикарный ужин с двумя ее внуками — Джоном Максимом Ли и Перси Ли Лангстаффом — во время семинара ее имени по расследованию убийств. Я стал лучше понимать Фрэнсис Глесснер Ли благодаря общению с такими людьми, как Уильям Тайр, исполнительный директор и куратор Дома-музея Глесснеров в Чикаго.

Хотя формально такой должности не существовало, я де-факто стал курировать «Этюды». Я собирал фотографии, рисунки и документы, связанные с макетами. Когда диорамы, хрупкие артефакты 75-летней давности, находящиеся под угрозой непоправимого повреждения, были отреставрированы специалистами Смитсоновского музея американского искусства в рамках подготовки к их первой и единственной публичной выставке, я присутствовал и наблюдал за работами на каждом этапе. Изучая диорамы, реставратор Ариэль О’Коннор и ее команда получили множество ранее не известных данных о составе материалов, которые использовала Ли, и о том, как она выстраивала макеты.

Глядя на «Этюды», люди часто задают одни и те же вопросы. Как Ли попала в судебную медицину? Как она выбирала дела для диорам? Почему она не получила высшего образования? Каким человеком она была? Я знал о Ли уже 25 лет и, может быть, знал о ней больше, чем кто-либо другой на земле, но ответов на эти вопросы я не знал.

Ли стала источником вдохновения для документального фильма, фотоальбома, минимум двух сборников стихов и даже сюжета популярного телесериала о судебной медицине. Но историю ее жизни никто никогда не рассказывал. Статьи о Ли и «Этюдах», которые я читал в печати и в интернете, изобиловали ошибками и неверной информацией. Ли изображали богатой старухой, которая строила странные кукольные домики. Я знал, что это далеко не все, что она собой представляла. Она была проводником перемен: реформатором, педагогом и пропагандистом судебной медицины.

Становилось всё более очевидно, что нужно рассказать историю Ли. Кому можно было бы доверить эту миссию — изложить эту историю честно, старательно и подробно? Кто мог бы представить факты и при этом не использовать личность Ли в тех или иных политических целях? Единственный человек, кому я бы доверился, — я сам. Поэтому я взялся за работу — из уважения к Ли и обязательства перед ее наследием.

Ли требовала, чтобы следователи неустанно изучали факты, чтобы установить истину, и руководствовались уликами, куда бы они ни вели. Рассказ ее собственной истории заслуживает того же. Я подошел к этой теме как журналист, освещающий исторические события. Я постарался представить факты без домыслов и приукрашивания. Не знаю, смог бы я когда-нибудь соответствовать строгим стандартам Ли. Но надеюсь, что отдал ей должное.

1. До того как Ли и другие начали реформировать сферу судебной медицины, следователи часто выполняли свою работу некачественно — из-за некомпетентности либо подкупа. Как вы думаете, случается ли такое сегодня? Как этого избежать?

2. Ли происходила из семьи, принадлежавшей к высшим слоям чикагского общества и известной своим покровительством искусствам. Обсудите детство Ли и ее брата Джорджа. Как детские воспоминания повлияли на нее во взрослом возрасте?