Шикарно все, красиво. Да и вкусно, чего уж там. Плюс ко всему, высокие, от самого пола, стрельчатые окна выходили на океан. Ночью океан скрывался под толстенным слоем тумана (или облаков?), тогда как ночное небо настолько сияло от крупных и многочисленных звезд, что освещение получалось бо́льшим, чем от нашей земной Луны. Создавалось впечатление, что внизу – равнины, покрытые сугробами глубокого потемневшего снега. И на эту дивную картину взгляд сам по себе возвращался непроизвольно.

Заметив это, хозяин застолья поинтересовался после короткого перекуса:

– Неужели так нравится любоваться на пропасть и просторы?

– Конечно! Воистину великолепное зрелище, – заверил я. – Тем более такой ночью, да при чистом небе.

– И ты не боишься высоты?

– Нисколько.

– Странно, – задумался Гриллих, – особенно учитывая твое происхождение из центра равнин. Как бы… Наши городские тут все поголовно боятся даже близко к окну подойти. Ха-ха! – хохотнул он, вспоминая нечто веселое: – Лучшая пытка при допросе: открывается окно, и подозреваемый ставится на край выступа, подоконника или балкона. После чего бедолага тут же начинает сознаваться во всех прегрешениях и проступках.

Пришлось в ответ немножко порассуждать на тему открытых и замкнутых пространств. Попытался доказать, что на просторах живется спокойней и радостней, да и сам солнечный свет – этакая панацея для здоровья, бодрости духа и хорошего настроения. Также положительно влияет на организм правильная деятельность по времени суток. То есть днем надо работать, а ночью желательно спать.

Тема оказалась интересна для всех, и к нам подключились иные сотрапезники. Разве что Сюзанна помалкивала, зато поглядывала в мою сторону весьма и весьма благодарно.

«Как бы с ней наедине пообщаться?» – промелькнула мысль. Потому что оговорка ее титулованного покровителя мне не совсем понравилась. Ведь недаром он сказал это «Как бы…».

Во время небольшого диспута был приведен пример крестьян и садовников. Эти люди, пусть и обладающие загаром простолюдина, всегда выглядели активнее, веселей и жизнерадостней. К работникам полей и садов можно было отнести и моряков, которые на кораблях бороздили просторы Мертвого Моря. Те тоже всегда отличались завидным оптимизмом и хорошим настроением.

А вот мои рассуждения о правильном режиме большинству присутствующих не понравились. Парочка придворных прошлись по мне тяжелым катком словесной критики, утверждая: ночная жизнь для богемы и для знати. Тогда как плебеям положено вставать на рассвете и ложиться сразу после заката.

То есть безмолвным наш ужин никак не классифицировался. Споры утихали только во время апробации очередного горячего блюда. И то, пока одни только начинали пробовать, вторые уже возобновляли диспут. Несколько притихли только в момент прибытия одного из офицеров охраны. Тот ничего не стал выкрикивать во всеуслышание, а доставленные новости нашептал в ухо правителя.

Что конкретно говорилось, подслушать не удалось. Двое вельмож продолжили меня атаковать ехидными замечаниями и вопросами, все пытаясь иносказательно доказать, что я отношусь как раз к тем самым плебеям. И пусть я хоть трижды генералиссимус, мое место в саду, а не за этим столом. Даже смешно стало. Так и захотелось воскликнуть в ответ: «В сад! Все в сад, животные!»

Жаль, что сия классика здесь неизвестна. Не поймут-с!

Зато мою ухмылку правильно понял Леонид, наверное, размышлявший аналогично. Придравшись к одному из слов, сказанному нашими оппонентами, он заявил в защиту наших взглядов:

– Проживая в ракушке, улитка всегда отыщет для этого самые высокие причины и следствия. Но ей при этом никогда не понять величия птиц, с высоты бескрайнего неба обозревающих просторы всего мира. Как говорится: рожденный ползать летать и не попытается.

И рассмеялся своим уникальным, заразительным смехом. Когда он так хохочет, нормальный человек (и гайчи к ним относятся) тоже удержаться не может, даже самый желчный мизантроп начинает посмеиваться или улыбаться.

Аффим Гриллих непроизвольно хохотнул, но тут же в раздражении поднял руку, призывая всех к тишине и серьезности. Великий маэстро клоунады перестал ржать, после чего и мы все притихли, ожидая, чем нас собираются огорчить.

– Печально, что не все в моем княжестве в порядке! – С каждым словом князь все больше хмурил брови. – Только что была попытка штурма нашей главной тюрьмы. Жертвы – внушительные. Только погибших – почти три десятка. Причем погиб глава моей жандармерии, экселенс Сток-Лир. А вместе с ним – два десятка его подчиненных. Еще десяток, сражавшихся с ними плечо к плечу, – это переодетые разбойники барона Гепистора. И только благодаря ручным бомбам среди защитников тюрьмы всего лишь несколько раненых… Кстати, не забыли произвести и арест племянницы Сток-Лира, при которой отыскали яд. Она и не стала запираться, что ее дядя заставлял подсыпать отраву в пищу Сюзанны.

Он сделал длинную паузу, после чего продолжил, словно рассуждая:

– Почему так произошло?.. Как случилось, что мои подданные устроили заговор за моей спиной? Чего им не хватало? С какой стати призванные оберегать порядок жандармы опустились до предательства?.. Причем настолько страшного предательства, что у меня в голове не укладывается?..

Один из вельмож осмелился уточнить:

– Ваше сиятельство! Неужели Сток-Лир задумал что-то плохое именно против вас? – И второй тип, точно так же наряженный, добавил:

– Может, произошла какая-то ошибка? Или экселенс что-то не поделил конкретно с Нестором Брайком?

– Ага! И для своих разборок использовал бандитов Гепистора? – скривился с сарказмом Аффим Гриллих. Фыркнул с недовольством и продолжил: – Мало того, выяснилось, кто именно пытался убить мою супругу, введя ей в пятку ядовитую иглу. Это сделал один из мастеров, состоящих в штате главного жандарма. И благо еще что иглу успели вытащить, пока княгиня спала. Сумей ее кто разбудить раньше изъятия инородного тела, она бы умерла. А вся вина легла бы на плечи путешествующего художника Македонского. Не будь меня на тот момент в замке, парня быстренько казнили бы, и все концы в воду.

Он как-то странно посмотрел на меня при последних фразах, и я уловил некоторую издевку. Мало того, в ауре правителя четко просвечивались цвета лживости и недовольства. Похоже, что он мало горевал бы после смерти жены. Особенно если не забывать о восседающей рядом с ним фаворитке, а также учитывая факт уже известного сговора Сток-Лира с княгиней.

Еще одна версия событий нарисовалась моей фантазией:

«Не удивлюсь, если та самая иголочка – дело рук самого князя. Попытался использовать удобный повод для убиения давно приевшейся женщины. Вроде как и нехороший поступок, но…»

Лично я не хотел бы иметь в супругах такую даму, как Юлия Гриллих. Вроде и красивая бабца, да и я далеко не ревнивец какой-то, но вот сама мысль, что такая женская особь может стать официальной спутницей жизни, вызывала стойкое отвращение. А уж если ее сравнивать с таким прелестным цветком, как Сюзанна, то поневоле возжелаешь устранить неуместную помеху к истинному счастью. Или сам повесишься.