еще четыре месяца и больше никогда с ней не флиртовал. Она также не флиртовала в ответ на отсутствие моего флирта — возможно, потому что много раз видела меня в собственном дерьме.

Я перебрался в свой блок, познакомился с терапевтами — Брюсом, Венди, кем-то еще, — но не хотел иметь с ними никаких дел. Все, что я хотел сделать, — это закурить. Или поговорить о курении. Или курить, говоря о курении.

Все люди для меня слились в одну огромную сигарету.

Я редко покидал свой блок. Калоприемник постоянно рвался. Я позвонил маме и попросил ее приехать и спасти меня. Она сказала, что если я отсюда уеду, то начну курить, а это будет ужасно, потому что мне предстоит операция. Я позвонил своему терапевту, умолял ее вытащить меня отсюда. Она ответила мне теми же словами, что и мама.

Я впал в ступор.

У меня началась паника. Калоприемник полон. Наркоты нет. Ничто не отделяло меня от меня. Я чувствовал себя маленьким ребенком, который в темноте боится монстров. Но, может, я сам стал монстром?

Я нашел эту лестницу. Медсестра? Ее нигде не было. Терапия? На хрен терапию. Я бился головой об эти стены с той же силой, с какой Джимми Коннорс бил справа от линии. Много топ-спинов.[21] Прямо с этой чертовой линии.

Лестничные проемы.

* * *

Вот так каждый день я все ближе и ближе подходил к смерти.

Запас трезвости во мне кончился. Если я уйду, то никогда не смогу вернуться. И если бы я ушел, то ушел бы жестко. Мне пришлось бы очень сильно попотеть, потому что у меня очень высокая живучесть.

Моя история не похожа на историю Эми Уайнхаус, которая какое-то время держалась трезвой, а потом первая же выпивка ее убила. Но в том документальном фильме[22] она говорит фразу, которая верна и для меня. Когда она выиграла «Грэмми», то сказала другу: «Я не могу этим наслаждаться, если я не пьяна».

Идея быть знаменитым, идея быть богатым, идея быть самим собой — я не могу наслаждаться ни одной из этих идей, если я не буду под кайфом. И я не могу думать о любви в отрыве от желания кайфануть. У меня нет духовной связи, которая защищает меня от этих чувств. Вот почему я все время нахожусь в поиске.

В первый раз, когда я достиг дозы в 55 таблеток в день, как персонаж Бетси Маллум в мини-сериале «Ломка», я не понимал, что со мной происходит. Я не знал, что я зависим. Я стал одним из первых среди селебрити, кто публично отправился в рехаб. Да, в 1997 году я участвовал в телешоу номер один в Америке и в это же время отправился в реабилитационный центр, и эта новость попала на обложки всех журналов. Но я понятия не имел, что со мной происходит. Бетси Маллум в сериале «Ломка» переходит на героин, а это полная сайонара — вы видите, как она кивает, улыбается и умирает. Но эта улыбка, это чувство… я все время хочу его испытать. Должно быть, она почувствовала себя как никогда хорошо, но это ее и убило. Я все еще ищу этот блаженный момент, но только без смерти. Я хочу найти такую связь. Я хочу найти связь с чем-то большим, чем я, потому что я убежден: это единственное, что на самом деле спасет мою жизнь.

Я не хочу умирать. Я боюсь умереть.

Я даже не научился находить безопасные пути для получения наркотиков. Однажды один из моих соратников по работе познакомил меня с нечестным доктором. Я сказал ему, что у меня мигренозные головные боли — на самом деле у меня было, наверное, восемь врачей, которые лечили мою выдуманную мигрень, но я все равно сделал 45-минутную МРТ, чтобы получить у него «лекарства». Иногда, когда дела шли совсем плохо, я даже заходил к наркоторговцам домой. Когда мой наркодоктор умер, ему на смену пришла медсестра. У нее были все таблетки, но она жила в Долине, и всякий раз, когда я хотел получить таблетки, мне приходилось ехать к ней. Результат: я все время был в ужасе.

Она говорила:

— Войдите!

— Нет! — кричал я. — Нас арестуют! Просто возьми деньги, а я сваливаю!

Позже она стала просить, чтобы я сидел с ней и принимал кокаин. Я брал таблетки, дрожа от страха, немедленно заглатывал три штуки, мчался домой и уже там ловил полный кайф, стремясь окончательно избавиться от страха. А это означало, что у меня было еще больше шансов попасть под арест…

Гораздо позже, когда я жил в Сенчури-Сити, я несколько раз пытался найти предлог для того, чтобы спуститься со своего сорокового этажа и оплатить заказанный наркотик. В то время я был очень болен и слаб, мой желудок еще не оправился от операции, я жил один, потому что в это время свирепствовал ковид. В то время одна медсестра продавала мне наркотики, но они на меня уже не действовали. Я позвонил торговцу наркотиками и сказал, что купил бы у него еще и оксиконтин. Таким образом у меня бы появились дополнительные наркотики к тем, которые были мне официально прописаны, так что я смог бы кайфануть по-настоящему. На улице таблетки стоили около $ 75 за штуку, так что я давал парню по $ 3000 за раз — и так несколько раз в неделю.

Правда, ловили меня чаще, чем я проворачивал эти операции. Врач из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, который занимался моим лечением, устал от меня и сказал, что больше не будет мне помогать. Я не мог его винить — все были в ужасе оттого, что я принимаю таблетки фентанила и от них умираю. (Конечно, когда я попал в лечебный центр, то мой тест на фентанил сразу же дал положительный результат.)

Моя болезнь — это большая и ужасная вещь. Вам смешно? Но в мою жизнь наркозависимость принесла так много разрушений, что мне уже не до смеха. Зависимость — это испорченные отношения. Зависимость разрушает даже повседневную жизнь, процесс бытия самим собой. У меня есть друг, у которого нет денег, и он живет в квартире, которую ему оплачивают. Актером он так и не стал, у него диабет, он постоянно в долгах и при этом не работает. Так вот, я готов в любую секунду поменяться с ним местами. В самом деле, я готов отказаться