Она не говорила этого вслух, но тем не менее он внезапно произнес ее имя и сделал шаг, чтобы ее обнять. Она тоже двинулась ему навстречу и оказалась там, где бывала когда-то очень часто, – у него в объятиях. Его запах был знакомым и таким восхитительным!

– Триста, – произнес он негромко у ее головы. Его губы коснулись ее кожи.

Она хотела ответить, но его губы помешали ей это сделать. Его поцелуй усилил все ее чувства, и у нее вообще пропало желание говорить. Она отклонилась, уступая напору его могучего тела. Роман снова мог касаться, волновать ее после многолетнего перерыва. Это не было простым физическим влечением, обостренной чувственностью. Что-то более глубокое, часто заявлявшее о себе и долго сдерживаемое, вдруг охватило их.

Он легонько укусил ее за нижнюю губу. Она ощутила его дыхание на губах.

– Иди в мою...

– Нет. Здесь. – Она потянула его.

– Здесь?

– Здесь. Как и раньше. Пусть это будет, как раньше.

Он уступил. Из его груди вырвался хриплый, первобытный звук. Роман снова прижал ее к себе.

– Да. Именно этого я и хочу. Как и раньше, снова и снова.

Она взяла его руку и положила ее себе на грудь. Тело Триста напряглось. Под его ладонью ее грудь стала чувствительной, тяжелой, горячей и болезненной. Он с силой поцеловал ее, и его язык встретился с ее.

Его руки сняли с нее ночную сорочку. Его прикосновение было легким, как прикосновение шелка. По коже пробежала дрожь. Триста закрыла глаза и откинула назад голову, отдавая себя всецело в его власть.

– Роман, – прошептала она, и он ответил ей тем, что произнес ее имя низким, едва различимым голосом.

Его рот опустился в изгиб ее шеи, прямо под ухом. Его рука, такая легкая, такая волнующая, прошла по линии ее груди, когда его язык легко коснулся рта. Оттого, что делали его руки, она задохнулась и так обессилела, что едва могла стоять.

Она протянула к нему руку, и он взял ее. Потом он положил ее на спину. Единственное, что можно было услышать в темноте, было его дыхание и скрип обтянутого полотном матраса. Ее спина коснулась грубого материала. Он был таким холодным, что у нее захватило дух. Но его дыхание грело ее кожу. Когда Роман стянул с себя одежду, ее буквально обдало жаром от его тела.

Он начал языком ласкать ее тело, спускаясь все ниже и ниже, дотрагиваясь до нее, дразня ее, возбуждая. Она с трудом задышала и выгнулась под его тяжестью. Когда его рот коснулся ее кожи, она испытала невыразимое наслаждение и снова выгнулась.

Словно взлетев в неведомые сферы, она почувствовала, как он подвинулся, ощутила его горячую твердую плоть у своего паха. У нее стали путаться мысли.

Триста села в кровати, удивив его. Он был застигнут врасплох, и когда она ткнула его в грудь своей слабой рукой, он от неожиданности упал на спину.

Она оседлала его, глядя вниз на красивые очертания его тела, на крупные, мощные и такие соблазнительные мышцы. А потом откинулась назад, положив руки на его бедра. Теперь Роман с восхищением мог видеть ее всю.

Что сделало ее столь откровенной, она не знала, но была уверена, что поступила правильно. Она теперь имела женскую власть, волю пробуждать в мужчине чувственность. Роман пробормотал что-то, но она не разобрала. В его голосе слышалось нетерпение.

Нет, она хотела испытать все, о чем раньше запрещала себе и думать.

Она опустила руки на его бедра, и Роман издал приглушенный стон. Ей понравилось, что он не пытается остановить ее. Он протянул к ней руки, но она отвела их.

Потом она взяла двумя руками его плоть, сжала ее, и он выгнулся, издав приглушенный возглас.

Она поднялась, и его руки обняли ее бедра – как было раньше, когда он хотел войти в нее. Но Триста отстранилась, и его руки застыли в воздухе – он не понял, что она хочет сделать.

Согнувшись, она прижалась ртом к его коже выше пупка. Потом стала целовать его кожу все ниже и ниже. От этого он чуть не упал с кровати. Это доставило ему немыслимое наслаждение.

– Внутри тебя, – сказал он. Его сильные руки помогли им изменить позицию, после чего он сразу вошел в нее грубым, но показавшимся ей восхитительным толчком. Ее пальцы с силой вонзились в плотные мускулы его спины. Он с восхищением смотрел на нее, и она видела восторг и блаженство на его лице.

Потом он переместился в более удобное положение, и она прильнула к его боку. Он погладил ее, и в этой ласке была пронзительная нежность. Закрыв глаза, Триста глубоко вздохнула.

– Что? – пробормотал он.

В ее памяти всплывали воспоминания о прошлом, о минутах любви. Это уже не доставляло ей сердечной боли. Все плохое ушло в небытие. И она внезапно стала вспоминать все хорошее, что было в её жизни.

– Мы до сих пор легко умещаемся в этой кровати, – тихо проговорила Триста.

Роман пожал плечами:

– Но не очень удобно.

– Зато уютно, – ответила она.

– Да, здесь есть свои преимущества.

Она рассмеялась, но затем посерьезнела:

– Моя кровать более удобна.

Он уронил голову ей на плечо, больно уязвленный.

– О Боже, но это так унизительно. Я не могу заставить себя прийти в твою комнату.

Она поднялась на локте, чтобы посмотреть на него.

– Что?

Он сжал губы, словно в смущении.

– Эта комната так...

– Поняла. Я тоже не люблю ее.

– Почему ты этого мне не сказала?

– Ты был так убежден, что я должна остаться в ней. В комнате хозяйки и все такое.

– Но я думал, что эта комната тебе понравится. Там чудесный вид и просторный шкаф для одежды.

– Ну... это достаточно хорошая комната...

– Достаточно хорошая? Боже, женщина, этот дом стоит целое состояние. Я хорошо знаю это, поскольку многие годы за него плачу.

Она вздохнула:

– Он очень богат, элегантен и построен с большим вкусом. Но это так... так... – Триста нетерпеливо махнула рукой, подбирая слова. – Она красная, – наконец произнесла она.

– Хорошо. Красный – это королевский цвет. Красный – значит дорогой.

– Пестрая, – выбрала она более удачное слово.

– Если я оставлю эту комнату пустой, у меня будет такое чувство, словно я выброшу из памяти мать. Это было ее место, это единственная комната, где она жила, и я...

– Роман, – произнесла она, опираясь на локоть, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо, – ты только что сказал, что не можешь ступить в ее комнату. Зачем тебе все эти неприятные воспоминания? С ними нужно покончить.