Мадлен вновь закусила губу, неуютно поежившись в своем кресле.

— Хотела бы я знать ответы на эти вопросы. Ей нужно вернуться домой. Обратно в Лондон, на родину. Пора бы ей перестать убегать от самой себя. Ведь нельзя же жить чужой жизнью.

— Генри считал по-другому, — неожиданно сказала Амбер. — Он говорил об этом постоянно. Больше всего на свете он хотел жить чужой жизнью.

— То есть?

— Не знаю… Наверное, он был слишком разочарован в своей собственной. Готов был, не глядя, променять свою шкуру на любую другую. — На какое-то мгновение она замялась. В ее взгляде сквозила боль. — А тебе не кажется, что… он… мог приложить к этому руку? — со страхом спросила она.

— Нет, Амбер… нет, он на такое не способен. Да и с чего бы?

— Дай бог, чтобы ты была права. Просто Бекки как-то обмолвилась, что Генри предупредил ее, что, если она останется, может случиться нечто ужасное. Я тогда не совсем поняла, что она имела в виду.

— Нет, я не могу в это поверить, — Мадлен была потрясена. — Пережить такое даже врагу не пожелаешь.

— А вдруг он не хотел, чтобы все зашло так далеко?

— Лучше даже не думай об этом. Она здесь, и она в безопасности, это самое главное.

Амбер медленно кивнула в знак согласия. Она крепко обхватила себя руками. Мадлен была права. Они должны были помочь Бекки забыть этот кошмар. Если у нее возникнет мысль, что тут замешан Генри… Это станет для нее настоящим ударом. Она вновь обратилась к Мадлен.

— Ну а ты, — тихо проговорила она. Мадлен опустила глаза. — Ты счастлива? — Казалось, сейчас этот вопрос был уместен. Мадлен ничего ей не ответила. — У вас с Джеймсом все в порядке?

— Да… все хорошо. Только вот я представляла себе все совсем по-другому, — медленно сказала она, наматывая на палец прядь волос. — Все нормально. Обычно. Как у всех. — И тут ее прорвало. — Когда я смотрю на вас с Танде, то понимаю, что у нас никогда не будет также. Джеймс очень добр и мил. На него можно положиться, он надежный. В общем, все, как пишут в журналах. Но не более того.

— А чего бы тебе хотелось?

— Не знаю… Чего-то большего. Более значимого. Хотелось бы жить полной жизнью. Ты понимаешь? У нас прекрасная квартира в Женеве, нам обоим, по большей части, нравится то, чем мы занимаемся, у нас хорошие друзья, по воскресеньям мы ходим в рестораны или на озеро… все отлично. Но порой я просыпаюсь по утрам и думаю, в последнее время все чаще, неужели это все, чего я достойна. У меня будет прекрасный ребенок. — С этими словами она похлопала себя по животу. — Мы сыграем славную свадьбу. А потом про меня все забудут.

— Ну, Мадлен, зачем ты так? Конечно, твой образ жизни изменится. Ты ведь так ждала этого ребенка, ведь правда?

— Да, пожалуй. Поначалу так и было. А теперь я почти боюсь. Боюсь, что на этом я и закончусь.

Амбер сохраняла молчание. Она не знала, что сказать. Мадлен сильно изменилась. Теперь она носила роскошную одежду, ее волосы отросли и были аккуратно уложены. Отпуск она проводила на юге Франции. Купила родителям небольшую квартирку в Будапеште и навещала их каждое лето. Похоже, она наконец нашла тихую гавань. И в то же время она подрастеряла ту живость, тот задор, которые обуславливали саму структуру ее личности. Все это скрылось под покровом мирной и спокойной жизни, которая была ей так чужда.

— А как на работе? — Мадлен сейчас была главным врачом в штаб-квартире MOM (Международная организация по миграции) в Женеве. В преддверии декретного отпуска она занималась исследовательской деятельностью по вопросу миграции в отделе социальной психологии. Они с Амбер успели вдоволь насмеяться по поводу того, как это громко звучит, во время одного из телефонных разговоров. Она могла выполнять свои обязанности с закрытыми глазами, но вот бюрократический аспект давался ей тяжело. Она всегда была полевым работником и не боялась измазать руки в грязи — в буквальном смысле. Однажды вечером она с жаром высказала Джеймсу, что училась на хирурга, а сейчас ей приходиться сидеть за столом, день ото дня набирая вес, и составлять учебные пособия и отчеты, которые, как она была уверена, никто никогда в жизни не прочитает. И на это она променяла свою работу в Нью-Йорке? Для них это была больная тема. Получение должности в Юридическом консульстве ООН в Женеве стало важным этапом в карьере Джеймса. После месяца, проведенного в спорах по этому вопросу, Мадлен согласилась поступиться собственной карьерой. Согласилась последовать за ним в Женеву и даже создать семью, которая, похоже, была ему очень необходима. А потом, через пару лет, она, возможно, займется чем-нибудь более интересным. В MOM ее приняли с распростертыми объятиями. Ее бывший начальник в Белграде был очень доволен. Тот факт, что она посвятит себя куда более скучной деятельности, оставался за скобками. Но только не для Мадлен. Она вздохнула и посмотрела на Амбер.

— В любом случае, от меня мало что зависит. Ребенок родится через шесть недель. До тех пор бессмысленно строить какие-либо планы. — Амбер закусила губу. Сама того не ведая, Мадлен рассказала гораздо больше, чем хотела бы. — Ну а потом… Там видно будет. Сейчас рано загадывать.

— Все образуется, Мэдс, — Амбер ободряюще пожала ее руку. — Ты справишься, я знаю.

— Надеюсь, что так.

— Вот увидишь.

— Ой, я не думала тебя здесь застать, — удивленно выпалила Бекки. Танде чуть приподнялся из кресла. Он читал, наслаждаясь редкими мгновениями отдыха. Для этого он выбрал кабинет, обстановку которого они с Амбер продумывали до мелочей. К сожалению, он с момента постройки дома провел здесь не больше часа. — Нет-нет, сиди. Я пойду. Я просто шаталась без дела. Так что я просто… исчезну.

— Как ты, Бекки? — тихо поинтересовался Танде. Бекки застыла в нерешительности.

— Нормально, в общем.

— Рад слышать, — сказал он безо всякой неловкости и жестом указал на соседнее кресло. — Присаживайся, — предложил он с привычной легкой улыбкой. — За последние несколько недель я тебя почти не видел. С тобой хорошо обращаются?

— Да, да… Просто превосходно.

— Дети тебя не достают?

— Нет, все в порядке. Правда. Мне уже намного лучше. — Она с опаской опустилась в кресло. Она так и не научилась бороться со страхом, который внушал ей Танде. При всей своей доброте он все равно казался ей пришельцем из другого измерения. Даже не верилось, что это муж ее лучшей подруги. В нем было что-то отеческое, что-то напоминавшее о Максе. Та же внутренняя сила и основательность.

— Что собираешься делать?

— Что собираюсь делать? Даже не знаю… Наверное, впору задуматься о возвращении домой.

— Домой?

— Ну да… в Хараре. Надо решать вопросы с галереей и…

— Поезжай домой, Бекки. — Его голос оставался спокойным. В ее взгляде читалось непонимание. — Туда, где твой настоящий дом.