Герфегест проскочил под ширмой и оказался в темном коридоре. Еще три шага – и его обозрению открылась чадная кухня, служащая семье лавочника заодно и столовой, и, сдается, спальней.

На кухне терлась неприглядная старуха с бельмом в левом глазу. Судя по всему, ее насторожил шум в лавке и она с нетерпением ожидала появления непрошеного гостя. Быстрее, чем Герфегест успел что-либо сообразить, старуха с душераздирающим завоем ударила его в глаз тяжеленным черпаком.

Вскрикнув от боли, Герфегест чуть не проткнул старую дуру насквозь. И лишь врожденное благородство удержало его от убийства условно безоружной женщины. Он метнулся в сторону и, перекатившись через длинный стол, сколоченный из блескучих, засаленных досок, сразу утроил удаление от своей противницы.

Вслед за Герфегестом на кухню ввалились железноголовые. Но спустя мгновение он уже выскользнул рыбкой в распахнутое оконце и очутился во внутреннем дворе среди прилепившихся друг к другу дряхлых трущоб.

Окруженный облаком перьев – он приземлился прямо посреди куриного толковища, – Герфегест поднялся на ноги и быстро огляделся. Подбитый старухой глаз стремительно заволакивало розовыми слезами, но это не помешало ему заметить рассохшуюся бочку, подпирающую стену глинобитного амбара.

Вскоре он был уже наверху и, прогрохотав с полквартала по крышам своими изящными сандалиями, ловко соскочил вниз на теплую кучу свежих отбросов…

5

Его сошествие с небес не вызвало ни в ком ни малейшего удивления.

Герфегест с достоинством отряхнулся, проверил, на месте ли деньги и дым-глина, поправил ножны. Затем он снова огляделся.

В предыдущих кварталах шлюх было в общем-то немного, и они скорее всего являлись добропорядочными дочерями сравнительно благополучных родителей, которые подрабатывают своим телом от скуки или чтобы заработать на новый веер. А здесь на Герфегеста навалилось просто-таки буйство разнузданной, обманчиво-щедрой, профессионально продажной плоти.

О да, это был квартал публичных домов.

– Чего хмурый, лапусик? – кричали ему откуда-то слева. Герфегест обернулся.

Обнаженные груди столь внушительных размеров, что всеобщему обозрению их можно выставлять не иначе как на особых деревянных подставках, размалеванных соответствующими сюжетами. Он и она, они и он, она и они… Свое употребление находили также ослики, псы и мальчики, фрукты, овощи и каракатицы. Миражи сомнительных наслаждений и особый терпкий дух вились над горячей улицей. Как тут не улыбнуться?

Герфегест пошел вразвалочку, без особого энтузиазма зыркая по сторонам. Сын пирата должен вести себя в подобающем духе. Ему ведь все это не в диковинку.

– Эй, красавчик, какие у тебя обновки!

– Иди сюда, окропи мой огонь!

– В первый раз половинная скидка, а потом ты и уходить не захочешь!

С другой стороны улицы живо отозвались:

– Да ты посмотри, что он на ноги нацепил! Ему не к тебе надо, а в Проулок Петухов, к Партилу!

Пол-улицы взорвалось визгливым хохотом.

За ним гонятся. По слухам, Служба уличного порядка поставлена Хурром, наместником Гамелинов в Реме, на недосягаемую высоту. Дозоры железноголовых будут искать его весь день и всю ночь. Значит, придется дружить со шлюхами.

Недолго думая, Герфегест пошел к той самой девице, которая предлагала отправить его к Партилу.

– В Проулок Петухов, говоришь? – спросил он вкрадчиво. – А почему бы мне прежде не размяться с тобой, красавица? Или с другими креветочками из твоей корзинки?

«Красавица» залилась радостным румянцем. Знакомство состоялось.

6

Поутру, проснувшись в потайной комнате на третьем и последнем этаже веселого дома, Герфегест первым делом обстоятельно зевнул во всю свою пиратскую глотку.

Голова разламывалась на куски, щеки взялись неопрятной щетиной, которую он и не подумал сбрить, чресла печально зудели. «Не подхватить бы мандавошек в этом оплоте куртуазии», – с тоской подумал Герфегест.

Теперь он окончательно стал Лартом, сыном Милианга, и, вспоминая веселую ночку с двумя безуспешно молодящимися «девственницами», почти не испытывал отвращения. Ну а что попишешь, в самом деле? Ему нужна репутация. И истекшие сутки он потратил отнюдь не зря.

Вчера он, во-первых, купил дым-глины, которую употребил сегодня ночью по прямому назначению вместе с двумя потаскухами. Кстати сказать, не будь дым-глины, ему пришлось бы с ними куда как тяжелее. В постели его мимолетные подружки отдавались страсти с таким безыскусным, но ненасытным вдохновением, что он, пожалуй, на свежую голову послал бы их куда подальше. Но среди ароматных клубов дыма, источаемых дым-глиной, он чувствовал себя воплощенным Туром Эльм-Оров и это послужило его репутации самым лучшим образом.

Товар был первосортным и в этом мальчишка не обманул. Это уже очень хорошо. Это означает, что он связан с настоящими контрабандистами, а не бесчестными бодяжниками. Ну а контрабандисты знают о мире куда больше, чем смогла бы узнать вся свора шпионов Стагевда за десять лет.

Во-вторых, он, Герфегест, вчера отлично выступил в оружейной лавке и слухи об этом наверняка уже наводнили трущобы Рема. Всякий теперь знает, что он не ищейка железноголовых, а Ларт, сын Милианга. Вор, грабитель и вообще вполне добропорядочный негодяй.

И, наконец, в-третьих, его левый глаз украшен огромным синяком. И это тоже служит его репутации наилучшим образом.

7

Двигаясь непринужденной походкой и в то же время напряженно высматривая, не маячат ли где железноголовые, Герфегест возвратился на ту улицу, где вчера купил у мальчишки дым-глину.

Разумеется, мальчишки на месте не было. Это в порядке вещей. Это даже очень неплохо. Значит, за ним сейчас наблюдают хозяева сопливого уличного торговца, в последний раз удостоверяясь в том, что он не привел с собой кого не надо. Герфегест выбрал местечко почище и уселся в тени под стеной, положив меч поперек колен.

Ждать пришлось долго. Наконец мимо него пару раз прошелся взад-вперед красноносый хлыщ с небольшой шипастой дубинкой. Потом, мельком взглянув на Герфегеста, пробежал вчерашний мальчишка.

Мальчишка и человек с дубинкой были, конечно, связаны. И действительно: проходя мимо него в третий раз, хлыщ остановился и, безразлично глядя вдоль улицы, сказал:

– Иди за мной. Шагов десять – не ближе.

Потом он неспешно, словно бы праздношатающийся зевака, пошел по направлению к порту. Чуть подождав, Герфегест поднялся на ноги и последовал за ним.

Пройдя два квартала, его проводник постучал в дверь, на которой красовалась вывеска «Цирульня братьев Зо». Менее приметная табличка на входе в цирульню разочарованно сообщала: «Пиявок нет. Закрыто до конца месяца». Дверь открылась и хлыщ исчез за ней.

Герфегест выждал немного и взялся за кольцо. Дверь была не заперта.