Возможно, тогда Гунтрамн задумался о предполагаемых наследниках. Хильдеберт не отличался особой харизмой, но выказал похвальную плодовитость. Он уже был отцом маленького Теодоберта, и в том же 587 г. Файлевба принесла ему нового сына. Его окрестили Теодорихом (II) — вполне австразийское имя, безо всяких агрессивных коннотаций. Брунгильда выбрала ему крестным отцом епископа Верана Кавайонского, имевшего располагающую репутацию святого, но прежде всего «верного» человека короля Бургундии; в 586 г. Веран должен был стать одним из судей Фредегонды, которым было поручено расследовать убийство Претекстата Руанского. Гунтрамн сделал вывод: если Хильдеберт II и не прославит династию подвигами, то сохранит ее, а его мать, стоя за троном, будет управлять разумно и без чрезмерной жестокости.

Хлотарь II же был всего лишь трехлетним ребенком, то есть малышом, жизнь которого еще находилась в опасности и в отношении которого никто не знал, произведет ли он когда-нибудь на свет потомство. Его мать была, конечно, женщиной способной, но ради политического выживания она проявила такую энергию, которая грозила погрузить Regnum Francorum в хаос. Король Бургундии до ужаса страшился беспорядка. К тому же Фредегонда несколько раз пыталась его убить. А ведь хотя Гунтрамн часто проявлял милосердие, он был злопамятен в отношении тех, кто покушался на его собственную особу: это был единственный настоящий порок, который признавал за ним Григорий Турский.

Однако в 587 г. король Бургундии колебался, решая, стоит ли кого-либо из племянников делать единственным наследником. Меровинги всегда практиковали разделы; передать все владения одному Хильдеберту II значило бы нарушить неписаные, но освященные более чем вековым применением правила наследования. Брунгильда почувствовала: чтобы развеять последние сомнения старого повелителя бургундцев, надо сделать жест. Она решила выдать ему головы тех, кто в свое время поддержал узурпатора Гундовальда и кому король Гунтрамн решительно отказывал в прощении. Поэтому австразийский дворец снова приказал арестовать герцога Гунтрамна Бозона под предлогом, что он оскорблял королеву-мать, «когда король Хильдеберт был еще маленьким». Заявлять это значило забыть, что именно герцог оказал помощь Меровею в 577 г., но вспоминать историю Меровея определенно никто не собирался. Привыкнув находить убежище в базиликах, Гунтрамн Бозон укрылся у епископа Агерика Верденского, попросив того ходатайствовать за себя. Прелат добился только отсрочки: Гунтрамна Бозона обезоружили и вынудили броситься к ногам короля, а потом отослали обратно к епископу Верденскому, который должен был обеспечить надзор за ним до начала суда.

Падение лучшего заговорщика Австразии встревожило людей из клики Эгидия, которых регентша пока не беспокоила, хотя и отстранила от власти. Урсион и Бертефред начали особо волноваться и распускать слухи, порочащие Брунгильду. Для надежности они вступили в союз с герцогом Раухингом, могущественным властителем Суассона. Тот еще оставался при дворе, потому что недавно оказал королеве важные услуги. К тому же он был сказочно богат, и поговаривали, что в его жилах течет настоящая кровь Меровингов. Во многих отношениях этот человек походил на узурпатора Гундовальда, а король Гунтрамн находил это сходство чрезмерным. Он написал Хильдеберту II, что друзья Эгидия сплели заговор, чтобы убить их — его и мать. И добавил, что Раухинг планирует захватить регентство над Восточной Франкией от имени маленького Теодоберта II, тогда как Урсион и Бертефред имеют виды на Прованс и Овернь, желая стать их хозяевами от имени Теодориха II.

Существовал ли этот заговор в реальности — вопрос спорный. Григорий Турский утверждает, что у короля Бургундии были доказательства, но не приводит их. Большинство обвиненных бесспорно были врагами Брунгильды или Гунтрамна. Поэтому для австразобургундского сближения их необходимо было убрать. Однако Григорий Турский описывает чрезвычайно логичный план раздела страны, составленный заговорщиками. А ведь хронист не мог знать, что такой раздел территорий действительно осуществится в 596 г. Возможно, проблему надо ставить не так: был заговор Раухинга историческим фактом или нет? Лучше обратить внимание, что у герцога было больше денег и драгоценных изделий, чем в королевской сокровищнице, и что он вступил в союз с самыми худшими врагами королевы. Со своими ресурсами и связями Раухинг, вероятно, имел возможность захватить власть. Однако сама эта возможность, реализовалась она или нет, создавала нетерпимую угрозу для всех легитимных Меровингов.

Устранение подозрительной партии было осуществлено с той экономией средств, которая представляла собой фирменную марку Брунгильды. Так, Раухинга вызвали во дворец на частную аудиенцию, и пока он туда ехал, королевские агенты конфисковали все его имущество, оставив мятежников без финансовых средств. Не зная, что уже разорен и обречен на смерть, герцог Суассонский беседовал с королем в покоях последнего. На выходе на него внезапно напали дворцовые стражники и убили. Когда об этой расправе стало известно, Урсион и Бертефред были уже не в состоянии бороться. Им удалось лишь укрыться на собственных землях, на Маасе и Мозеле, в обществе последних «верных». Брунгильда ловко предложила Бертефреду прощение. Она сочла его менее виновным и напомнила о духовном родстве, которое их объединяло, ведь она была крестной матерью его дочери. Но, может быть, королева рассчитывала таким образом разобщить противников и прежде всего обеспечить свое будущее. Магнаты были необходимы Меровингам для управления королевством. К тому же полностью истребить клику значило усилить могущество других.

Анделотский договор

После полного разгрома партии Эгидия все было готово для примирения между Хильдебертом II и Гунтрамном. Итак, встреча между дядей и племянником была назначена на ноябрь 587 г. в Андело, близ Шомона, ныне департамент Верхняя Марна.

На сей раз Брунгильда сделала все, чтобы свидание между сыном и Гунтрамном произошло под ее контролем. Она лично приехала для присутствия на встрече в сопровождении главных союзников, а именно своей дочери Хлодосвинты, невестки Файлевбы и советника Магнериха Трирского. Эти люди тоже были лично заинтересованы в том, чтобы повлиять на переговоры, но их присутствие поддерживало Брунгильду.

Поскольку дружбу сохраняют подарки, австразийцы привезли с собой в Андело герцога Гунтрамна Бозона, который все еще был их пленником под честное слово. Король Гунтрамн решил немедленно заставить его поплатиться за союз с Гундовальдом и после скорого суда в обществе Хильдеберта II приговорил его к смерти. Тогда Гунтрамн Бозон сделал отчаянный ход, укрывшись в доме, где остановился Магнерих Трирский. Взяв прелата в заложники, герцог потребовал, чтобы тот добивался его прощения. В самом деле, канонической обязанностью Магнериха как епископа было испрашивать помилования для приговоренных к смерти, но как советник Брунгильды он знал, что подобное ходатайство вызовет раздражение короля Гунтрамна и приведет к срыву переговоров. Поскольку Магнерих медлил, решая эту корнелевскую дилемму, король Гунтрамн приказал поджечь здание, где тот находился. Епископ был обязан жизнью только смелости своих клириков, сумевших вытащить его из пожара. Что до Гунтрамна Бозона, он все-таки вышел из горящего здания с мечом в руке. Солдаты Хильдеберта II и Гунтрамна одновременно метнули в него дротики. Григорий Турский сообщает: копий было так много, что тело герцога, пронзенное ими как подушечка для булавок, некоторое время держалось на весу. Так кровь старого заговорщика скрепила договор королей.