Оукс передал Легате ее дозу. Двойной закат мерк, на фоне пурпурного зарева плыли в высоте розовые облачка.

– Теперь мне так придется платить за твою благосклонность? – Он взглядом указал на рюмку.

Легата вымученно улыбнулась. Что он хотел сказать? Явиться сюда оказалось трудней, чем она думала. Несмотря на новые знания, укрепившие ее, несмотря на бунт в Колонии – тяжело. Совсем рядом, в скалах Редута, кипело под руководством Льюиса строительство новой Первой лаборатории.

«Я свободна от нее. Свободна».

Но она понимала – недостаточно одного лишь осознания случившегося, чтобы она смогла освободиться. Оукс все еще держал в руках ее душу.

Пальцы ее дрожали. Легата отпила из рюмки – это оказался самогон, горький и резкий, но нервы начали успокаиваться.

«Когда придет время, Морган лон Оукс…»

Оукс коснулся ее волос, погладил по голове. Легата не подалась к нему, но и не отодвинулась.

– Еще пара суток, – проговорил он, – и от келпа останутся только голографические записи да наши воспоминания. Если мы не ошиблись насчет дирижабликов, они протянут не дольше. – Он глянул на море, где заходящие солнца оставили по себе золотистое струйчатое зарево, двойным веером встающее над горизонтом. – А ты осмотрительна, да, Легата?

Она вздрогнула – пальцы Оукса наткнулись на нервный узелок.

– Холодно?

– Нет.

Она обернулась, глядя на фреску. Сумерки заполняли галерею, и сенсоры в ответ включили подсветку. Фреска заполняла ее мысли.

«Это сотворила я. Взаправду или нет?»

Сквозь фреску она смотрела на мир своих фантазий, загадочную гадалку рассудка, что зовется воображением, – на мир, недоступный Оуксу иначе, как при посредстве таких, как Легата.

Она вздрогнула снова, вспомнив запись, вдохновившую ее на эту картину, – жуткие вздохи дирижабликов, и глухие взрывы, и мучительные вопли горящих колонистов. Ноздри ее заново обожгла вонь тлеющих волос, словно наполнившая галерею. Легата оторвала взгляд от фрески и уставилась в море – непроглядная чернота, окаймленная белой чертой на горизонте. Море было страшно – куда страшней воспоминаний.

– Почему нам вздумалось строить так близко к морю? – спросила она, не успев подумать, и тут же пожалела об этом.

«Алкоголь. Развязывает язык».

– Мы высоко над линией прибоя, милая моя. Вовсе не близко.

– Но оно такое большое и…

– Легата! Ты помогала нам с планами Редута. Ты согласилась. Я точно помню, что ты сказала: «Нам нужно безопасное убежище».

«Это было до Комнаты ужасов», – подумала она.

Легата заставила себя посмотреть боссу в лицо. Тусклый свет гранил мягкие черты, оставлял лицо во власти черных теней.

«Какие еще планы он строит?»

Словно прочитав ее мысли, Оукс заговорил, обращаясь к ее отражению в плазмагласе:

– Легата, когда мы наведем здесь порядок, я хочу, чтобы ты покурсировала между Редутом и бортом. Кто-то должен присмотреть за Ферри, пока мы не нашли ему замену.

«Значит, я ему еще нужна».

Она уже поняла – босс больше боится возвращения на борт, чем всех ужасов нижстороны. Почему? Чем может угрожать ему Корабль? Она представила себя на месте Оукса в его бортовой каюте, окруженной духом Корабля. Не корабля – Корабля! В конце концов, верит Оукс в Корабль или нет?

– Ты согласна, моя дорогая? – Он приобнял ее за талию.

Легата с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. Ее пугала напускная доброта в голосе Оукса, пугали неведомые планы, которые он строит относительно нее. Какие мотивы движут им?

«А может, мотива нет вовсе?»

Выраженная этой мыслью тщета пугала Легату даже больше, чем Морган Оукс. Нет – Морган лон Оукс. Неужели… клоны… и дикие звери Пандоры… и корабельники… столько живых существ погибло лишь потому, что Оукс действовал без всякой причины?

«Нет, мотивы у него есть».

Она снова глянула на фреску. «Что же я нарисовала?» Обреченный колонист глядел на нее. Его глаза, тающая плоть, указующий перст вопияли: «Ты согласилась с этим! Согласилась!»

– Ты не сможешь убить все живое на планете. – прошептала она, зажмурившись.

Оукс убрал руку.

– Прости, Легата, мне показалось, что ты сказала «не сможешь»?

– Я…

Она не могла говорить.

Оукс взял ее под руку – как Мердок в Комнате ужасов! – повел через галерею. Легата открыла глаза, только когда лодыжек ее коснулась обивка дивана. Оукс ловко усадил ее на алые подушки. Легата сообразила что все еще стискивает рюмку, в которой плещется еще на палец выпивки. Поднять взгляд на босса она не могла. Руки ее так тряслись, что мелкие капельки самогона брызгали на запястье, на бедро.

– Я пугаю тебя, Легата?

Он протянул руку, погладил ее лоб, ее щеку.

Легата не могла ответить. Она вспомнила, когда он делал это в последний раз, и неслышно расплакалась. Плечи ее не дрогнули, и только слезы катились по щекам.

Оукс плюхнулся на диван рядом с ней, выдернул рюмку из сжатых пальцев, поставил на пол и принялся массировать ей шею, разминая сведенные мышцы. Касания его были по-врачебному точны, пальцы сами знали, где надавить, как пробить ее броню.

«Как он может ласкать меня вот так – и ошибаться?»

Легата обмякла, почти расслабившись. Локоть ее задел бедро, размазав холодную каплю пролитого самогона. И в этот миг она осознала, что может противостоять боссу… а он не ждет от нее сопротивления.

«Он не знает о досье, которое я спрятала на борту».

Пальцы его продолжали двигаться – так умело, так притворно любяще.

«Но он не любит меня. Если бы любил, он бы не… не…» Она снова вспомнила Комнату ужасов и вздрогнула.

– Еще мерзнешь, дорогая?

Ловкие руки уложили ее на диван, разминая сведенные мышцы шеи, плеч.

«Если бы он любил меня, его прикосновения не пугали бы так. Чего он на самом деле добивается?»

Чего-то большего, чем просто секс, большего, чем ее тело, которое он так уверенно распаляет. Чего-то более глубокого.

Как странно, что в такие минуты он еще может непрерывно болтать, хотя поток слов казался Легате совершенно бессвязным.

– …И в процессе рекомбинации мы получили интересный побочный эффект дегенерации келпа…

«Дегенерация! Всегда дегенерация!»

Аваата передает информацию при помощи эзотерических символов из собственной истории, сведенных к сновидениям, образам, дешифровать которые может только сам сновидец, но не Аваата.