Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна, казалось, его не слышала.
– Митя… Дмитрий Крестовский.
– Тот самый, который приехал с вами из посольства?
– Да, да… – кивнула она. – Он. Но зачем ему?
– Не думайте сейчас зачем и почему, – отрезал Дюваль. – Просто вспоминайте.
– Катрин, моя подруга, – выдавила Анна. – Но она живет в Лондоне вместе с мужем.
– Англичанка? – оживился Моран.
– Нет, они русские, мои старые друзья. Никогда не поверю в то, что они желают мне зла. Невозможно.
– Продолжайте, мадам, – чуть раздраженно приказал инспектор.
Анна молчала. Лучше всех ее знал Антон. Антон Ланской – ее любимый, ее муж, тот, которого она предала два года назад и от которого, оскорбленного и несчастного, сбежала. Не он ли решил отомстить ей таким жестоким образом, повергнув в страх и отчаяние? Ее оцепенение не осталось незамеченным полицейскими.
– О ком вы подумали, мадам? – заинтересовался Дюваль. – Вы ведь подумали о ком-то конкретно?
– Нет, – она чуть заметно качнула головой. – Вам показалось.
– Мадам, – посоветовал мягко инспектор. – Не скрывайте ничего. Это в ваших интересах.
Антон, Антон… Анна почувствовала, что вот-вот заплачет. Нет, она не произнесет его имени, никогда не поставит его под удар. Даже если это он, измученный ее предательством и собственным одиночеством, решился на месть – так тому и быть. Пусть боль станет ее искуплением.
Она не находила себе места – уже прошло два часа, как муж позвонил и предупредил, что едет домой, но его все не было и не было… За окном уже совсем стемнело, шел дождь, несколько раз прогремел гром, и она вспомнила, что Лешка не взял зонт. А ведь она предупреждала: «Вечером будет дождь!» Но разве его уговоришь! Он терпеть не мог носить что-то в руках и все мелочи – бумажник, телефон, паспорт – распихивал по карманам.
Татьяна снова набрала номер мужа – он не отвечал, она услышала только длинные гудки – не иначе, забыл телефон на работе или того хуже – потерял. Она включила телевизор и под его глухое бормотание начала мыть посуду. Она пребывала в такой глубокой задумчивости, что не сразу услышала, как надрывается ее мобильник. Она глянула на определитель – ну, слава богу, Лешка!
– Ты куда делся? – раздраженно поинтересовалась она, но услышала совершенно незнакомый голос: – Татьяна Караваева?
– Да, – она не успела испугаться – и поэтому, когда мужской голос представился ей «старший лейтенант Молчагин» и попросил ее срочно приехать в отделение полиции на проспекте Вернадского, она быстро, но без паники, оделась и выскочила из дома. Проспект Вернадского недалеко, и она не стала ждать автобуса, а быстро пошла пешком, запрещая себе думать о том, что могло случиться. Она шагала по мокрому тротуару, наступая в лужи, и проговаривала про себя таблицу умножения, дабы отвлечься от страшных мыслей. Дважды она сбивалась на «семью восемь» и начинала заново. Семью восемь пятьдесят шесть – ну, наконец-то! У входа в отделение курили несколько мужчин в форме.
– Простите, как мне найти старшего лейтенанта Молчагина? – обратилась к ним Татьяна.
– А вы кто? – спросил один из них.
– Моя фамилия Караваева. Мне позвонили и попросили приехать.
– Агапов! – крикнул полицейский куда-то в сторону. – Свози-ка дамочку на опознание!
– Куда? – робко спросила Татьяна, но они уже говорили о чем-то своем, не обращая на нее никакого внимания.
– А где документы на труп? – спросил коренастый мужичонка, подойдя к ним.
Где документы, Татьяна уже не услышала. Она покачнулась и стала падать на черный асфальт…
…Ее Лешка стоял на автобусной остановке и курил, когда заметил девушку, одиноко бредущую по тротуару. Несколько раз она подходила к обочине дороги и пыталась остановить такси, но ни одна машина не тормозила – вид у девушки был затрапезный – не похоже, что у нее есть деньги. Она остановилась в нескольких шагах от Лешки и стала копаться в сумочке, которую и сумочкой трудно назвать – дерматиновая кошелка. Пока она что-то искала, скорее всего – мелочь на билет, вдали показался автобус, и Лешка, бросив окурок, подошел к обочине тротуара.
Никто не понял, как это произошло. Они погибли сразу – и он, и девушка – под колесами огромного черного джипа, протаранившего несколько машин, которые шли по двум правым полосам. Чуть замедлив ход, ревущее чудовище снесло остановку вместе с людьми подле нее – ее мужем и неизвестной девушкой. Прохожие, свидетели катастрофы, бросились им на помощь, но сделать было ничего нельзя – по асфальту размазалось кровавое месиво.
Когда мужчины распахнули дверь джипа, им показалось, водитель тоже погиб – его голова лежала на руле, в крови. Но спустя мгновение он поднял голову, обвел всех мутным взглядом и, дыхнув смрадным перегаром, спросил: «Че, приехали, типа? А че случилось?» И его вырвало прямо на руль.
Только появление патруля предотвратило самосуд. Водителя выволокли из салона и начали бить, приговаривая: «Ты что сделал, сволочь?» Гаишники еле отбили мерзавца у разъяренных людей.
Перед Татьяной на оцинкованном столе лежал тот, кто еще утром был ее любимым мужем – молодым, здоровым мужиком. Она смогла опознать его только по залитому кровью свитеру – она сама его вязала в подарок мужу на день рождения. Если б только она могла представить тогда, долгими зимними вечерами, сидя рядом с Лешкой на диване перед телевизором, где он будет лежать в этом светло-сером пушистом джемпере, цвет которого станет еле различим, и только узор, вывязанный у горловины и у манжет, поможет его опознать. Сложный узор Таня скопировала с настоящего норвежского свитера, который увидела у брата подруги. Она кивнула оперу, в ожидании топтавшемуся рядом.
– Да. Это он, – сказал она и вышла, отстранив чью-то руку, протянувшую ей стакан воды.
Неожиданно сердобольный водитель довез ее до дома. Она, как во сне, поднялась к себе в квартиру, не включая свет, прошла в комнату и, не раздеваясь, легла на постель. И только после этого, натянув покрывало на голову и отгородившись от жестокого мира, она заплакала – даже не заплакала, а застонала, тяжело и отчаянно, без слез.
Прошла неделя. Татьяна не выходила из дома, не ела, даже почти не пила, не включала телевизор – лежала, мертвая или почти мертвая, на кровати, пока та самая подруга, отчаявшись ей дозвониться, не пришла с полицией и не вскрыла дверь. Так они и нашли ее – на кровати, иссохшую, неприятно пахнущую и отправили в больницу…
…Очнувшись, Татьяна обнаружила, что уголовное дело по факту гибели двоих человек на остановке никто заводить не стал. Пьяную сволочь, когда тот проспался, отпустили домой и даже прав не лишили, а о происшествии напоминали лишь пара газетных статей, новая автобусная остановка и несколько жалких цветов, увядавших подле нее. Она, наконец, нашла в себе силы заняться похоронами, и они высосали из нее остатки жизни. С кладбища она ушла пешком, несколько раз сбивалась с дороги, обнаруживая себя в совершенно незнакомых районах города – а в это время ее ждали на поминки в заказанном банкетном зале немногочисленные родственники и друзья. Так и не дождались…