И это еще не все, поскольку связи отставленного с позором военного министра с другими ключевыми фигурами шпионского заговора не менее компрометирующие. Он вел дела с полковником Ивановым за спиной начальников последнего в Главном артиллерийском управлении и пытался, когда полковник был арестован, способствовать его освобождению. Он передал Думбадзе секретный документ о военных реформах России после Русско-японской войны под нелепым предлогом, будто это было необходимо для написания его биографии. Позже, в апреле 1915 года, Сухомлинов помог Думбадзе съездить в Германию, якобы для выполнения шпионского задания в пользу России, на самом же деле для передачи украденных документов и сведений своим германским кураторам. Не забудем и Алышиллера, «старого друга» Сухомлинова по Киеву, который выдавал себя за предпринимателя, а на самом деле являлся одним из самых ценных австрийских агентов в Российской империи. При обыске в квартире Сухомлинова полиция не обнаружила ни одного письма Алышиллера, что свидетельствует о том, что генералу, скрупулезно сохранявшему каждую попадавшую ему на стол бумажку, хватило ума сжечь всю опасную корреспонденцию. Надежным помощником Сухомлинова в его преступных деяниях была легкомысленная супруга, Екатерина Викторовна, чья алчность и страсть к роскоши, вероятно, заставила мужа стать взяточником и впоследствии изменником. Разве Бутович, ее первый муж, не свидетельствовал о том, что ей чужды всякие чувства национализма или патриотизма, что лозунг этой женщины «наше отечество там, где нам хорошо»? Недостаточно предъявить обвинение одному только Сухомлинову, ибо Екатерина Викторовна не менее его виновна и также заслуживает наказания101.

Однако для продолжения уголовного расследования против одного или обоих Сухомлиновых требовалось согласие императора, который, по крайней мере сначала, не был склонен его давать.

Возможно памятуя о мнении начальника канцелярии Министерства императорского двора А.А. Мосолова, заметившего, что суд над Сухомлиновым неизбежно нанесет жестокий ущерб самому «монархическому принципу», Николай II телеграфировал министру юстиции А.А. Макарову, что, изучив отчет Кузьмина, не обнаружил в нем ничего, что могло бы оправдать уголовное преследование, и приказал закрыть дело против Сухомлинова102.

Однако, как мы уже неоднократно убеждались, Николай, к несчастью, был склонен к колебаниям и легко поддавался влиянию. Вскоре после речи Милюкова царь уволил Штюрмера, заменив его на посту премьер-министра А.Ф. Треповым. 14 ноября Трепов с Макаровым вместе явились в Ставку умолять императора пересмотреть свое решение. Трепов напомнил, что комиссия Петрова, завершив в начале 1916 года свою работу, поставила правительство перед жестким выбором — продолжать судебное расследование против бывшего военного министра или бросить это дело. Тогда правительство решило заняться деятельностью Сухомлинова — теперь закрытие дела раздует опасную болтовню и сплетни. Шаг этот не найдет поддержки среди «широких слоев населения, усматривающих в генерале Сухомлинове главнейшего виновника постигших нашу доблестную армию летом минувшего года военных неудач». Далее Трепов намекнул, что, если судебное расследование не будет продолжено, его новый кабинет вряд ли сможет функционировать эффективно. Николай, хотя и с тяжелым сердцем, изменил свое прежнее решение и черкнул «согласен» на заранее подготовленном Треповым меморандуме, разрешавшем расследовать деятельность Сухомлинова103. Чиновники Министерства юстиции немедленно принялись за работу — это было только начало несчастий, выпавших на долю Сухомлинова.

В середине сентября 1916 года Сухомлинова известили о том, что против него официально возбуждено уголовное дело и ему следует готовиться предстать перед судом. В основание обвинения легли тысячи страниц устных и письменных показаний, собранных Кузьминым и его коллегами-сенаторами. Здесь уместно будет подробнее рассмотреть характер этого дела и качество доказательств, на которые оно опиралось.

Генерал обвинялся в преступлениях трех разных типов — должностном, в отношении снабжения российской армии; растрате и прочих финансовых нарушениях; а также в шпионаже в пользу Германии и Австро-Венгрии. Все они были взаимосвязаны.

Что касается снабжения армии и вообще подготовки к войне, такие спорные политические решения Сухомлинова, как попытка уничтожения крепостей в западных областях империи и расформирования крепостной артиллерии, были представлены в сугубо негативном свете, как намеренные попытки ослабить обороноспособность страны. На основании показаний великого князя Сергея Михайловича, генерал-инспектора артиллерии и непримиримого врага Владимира Александровича, ему также было предъявлено обвинение в препятствовании созданию резервов вооружения как до, так и после начала войны. Кроме того, он непростительно поздно обратился для решения проблемы вооружения к иностранной помощи. В сентябре 1914 года, например, он наложил запрет на закупку иностранных винтовок калибра, отличного от русского, хотя к тому времени армия испытывала хроническую нехватку как винтовок, так и патронов. Когда факт снарядного кризиса уже невозможно было отрицать, бывший военный министр не предпринял решительных шагов, необходимых для исправления ситуации, и даже опрометчиво заявлял, будто Россия вовсе не испытывает никаких затруднений со снабжением армии — именно так это было сформулировано в его телеграмме маршалу Франции Жоффру 15 сентября 1914 года. Обратись он тогда без промедления за помощью к союзникам России, это могло бы иметь существенное влияние на исход военных операций в Галиции весной 1915 года1.

Нет сомнений, что одним из мотивов такого поведения генерала было стремление к личному обогащению: бывший военный министр добывал военные контракты для фирм за вознаграждение, вывод этот подтверждался изучением его финансовой истории. Сухомлинов несомненно был взяточником. Когда в декабре 1908 года он возглавил Генеральный штаб, состояние его было весьма скромным: на банковском счете находилось всего 2908 рублей, общая стоимость акций и облигаций давала еще 54 тыс. Недвижимостью он не владел. В должности военного министра его ежегодный доход, жалованье плюс прочие выплаты, приближался к 63 тыс. руб. При этом в период с декабря 1908 по сентябрь 1915 года он положил на свои счета в различных петербургских банках 702 737 рублей наличными и в ценных бумагах. Снял он в общей сложности 279 311 рублей, из чего следует, что оставшийся капитал должен составлять 423 426 рублей. Однако фискальные следователи, как ни старались, не смогли обнаружить на генеральских счетах больше 80 тыс. руб.

Эта статистика заставляла задаться по меньшей мере тремя небезынтересными вопросами. Во-первых, куда пропала сумма в 340 тыс. руб.? Следователи отметили, что в июле и сентябре 1915 года Сухомлинов полностью опустошил сначала один, а потом и второй банковский сейф, арендовавшийся им в Обществе взаимного кредита, из чего следовало, что вклады по-прежнему находятся у генерала, однако хранятся в неизвестном месте. Во-вторых, на что бывший министр тратил свои сбережения? Достоверно установлено, что сам Владимир Александрович отнюдь не сорил деньгами. Его домоправительница, мадам Кюнье, вспоминала, что ей редко выдавалось на повседневные расходы больше ста рублей в месяц, да и то с настойчивыми просьбами быть экономной. Совсем другая история — траты Екатерины Викторовны. Допрошенная в тюрьме Анна Гошкевич показала, что Екатерина с легкостью проматывала по 100 тыс. руб. и более в год на оплату медицинских счетов, путешествия и новые наряды2. Червинская, перешедшая в лагерь злопамятного Андроникова, не осталась в стороне от обсуждения расточительности Екатерины Викторовны и подтвердила нарисованный Анной Гошкевич образ разнузданной мотовки. И, наконец, как объяснить внезапное и фантастическое возникновение сухомлиновского состояния? Версию генерала — что все дело в его благоразумных вложениях — следователи отвергли, заметив, что доходы экс-министра от игры на бирже с 1908 по 1915 год составили не более 55 тыс. руб. Поскольку официальный доход Сухомлинова от государственного жалованья и инвестиций не мог объяснить возникновения его богатства, приходилось предположить, что оно по большей части было приобретено незаконно. Среди тех, кому Сухомлинов был обязан своим обогащением, несомненно были жадные поставщики Военного министерства и промышленники, однако почему бы не предположить, что туг не обошлось без иностранных разведок. Разве человек, настолько испорченный, чтобы принимать взятки от компаний и частных лиц, откажется от денег, предлагаемых враждебными иностранными правительствами?