Поскольку эпицентр войны вновь сместился в направлении Франции, Россия теперь имела явное численное преимущество над Германией и Австро-Венгрией. Ее Северный и Западный фронты, состоявшие из четырех и трех армий соответственно, в общей сложности располагали 1,2 млн солдат против не более чем 620 тыс. личного состава немцев. Далее к югу соотношение сил было менее благоприятным, там 512-тысячный Юго-Западный фронт (четыре армии) противостоял 441 тыс. австро-венгерских, германских и турецких солдат. Исходя из этого, российский Генеральный штаб, практически уверенный в успехе наступательной операции, предложил нанести удар одновременно силами Северного и Западного фронтов в направлении Вильны. Роль Юго-Западного фронта ограничили отвлекающим маневром, призванным обмануть врага и помешать ему укрепить действительно угрожаемые северные секторы.

Так случилось, что в это время Юго-Западным фронтом командовал А.А. Брусилов, крайне напористый и склонный к ярким, неординарным решениям кавалерийский генерал. Общий план кампании, отводивший его фронту подчиненную роль, не только не сулил ему славы, но и мог оказаться фатальным. Заметив, что отвлекающий маневр будет иметь успех только в том случае, если у немцев действительно возникнут сомнения в направлении основного удара, Брусилов упросил Ставку позволить ему провести хотя бы одну настоящую атаку. Алексеев, предупредив Брусилова, что тот не получит ни дополнительных орудий, ни боеприпасов, скрепя сердце согласился.

С точки зрения Брусилова, одна из причин, почему тактические наступательные операции в ходе этой военной кампании были столь затратными и ничего в конечном счете не решали, заключалась в неспособности наших войск застать врага врасплох. Предшествовавшая каждому наступлению концентрация десятков тысяч войск подкрепления и тонн боеприпасов неизбежно привлекала внимание врага и предупреждала его о готовящемся нападении. Решив избегнуть этой ошибки, Брусилов предпринял все возможное, дабы скрыть свои истинные намерения. Примерно в двадцати точках вдоль фронта были построены учебные плацы, аэрофотосъемка детально зафиксировала вражеские оборонительные укрепления, артподготовка была сведена к минимуму, и также были подготовлены особые отряды, которые должны были, обходя укрепленные пункты противника, расширять прорывы в его обороне.

К середине мая Брусилов закончил свои приготовления. Первоначально он надеялся выступить согласованно с двумя другими русскими фронтами, а также с британской и французской армиями на западе, однако возникло непредвиденное обстоятельство, заставившее его начать раньше срока и в одиночестве. Этим обстоятельством была победа Австрии над Италией, в Трентино, из-за чего Рим обратился к русским с просьбой предпринять что-нибудь для облегчения практически невыносимого давления на итальянскую армию. По приказу Алексеева Брусилов передвинул дату своего наступления на 22 мая (4 июня) 1916 года.

Стремительно достигнутый военный успех полностью оправдал как тщательные приготовления Брусилова, так и его новаторскую тактику. Линия обороны австрийцев была прорвана в четырех местах, российские войска ворвались в образовавшиеся бреши, и противник стал сдаваться тысячами. За неделю добрая треть личного состава, первоначально введенного Австрией в район боев, перешла в разряд военнопленных. За один лишь месяц июнь Брусилов захватил почти четверть миллиона человек. Для предотвращения полного коллапса Восточного фронта Германии пришлось перебросить туда одиннадцать дивизий из Франции, а Австрии шесть дивизий из Италии82. Брусиловская наступательная операция, пока окончательно не сошла на нет, нанесла врагу урон в полтора миллиона убитыми и ранеными, 450 тыс. пленными, было захвачено 581 орудие и завоевано 575 тыс. кв. км территория, превосходящая по размеру Бельгию83.

Однако Брусиловский прорыв, будучи тактическим триумфом, в стратегическом отношении оказался катастрофой. В августе в войну на стороне Антанты решилась вступить Румыния, однако быстро потерпела полное поражение, в результате чего в руки немцев попали огромные запасы горючего и пшеницы, а Россия была вынуждена растянуть свой фронт еще на пятьсот километров, до Черного моря. В ходе Брусиловского прорыва русская армия понесла громадные потери, до полумиллиона человек. Более того, несмотря на вновь отвоеванную Галицию и урон, нанесенный австро-венгерской армии, окончательная победа России после триумфальной брусиловской кампании казалась столь же недостижимой, как и раньше. Брусиловский прорыв не только не поднял дух русского солдата, но, напротив, усилил деморализацию и отчаяние в армии. Чудовищная цена и разочаровывающие результаты операции заставили многих офицеров усомниться, способна ли вообще Россия выиграть эту войну, вне зависимости от качества снабжения армии84.

12 октября 1916 года было официально объявлено, что в соответствии с желанием императора в 7 часов 45 минут вечера вчерашнего дня генерал Сухомлинов был освобожден го Петропавловской крепости. Проследовав в сопровождении отряда жандармов в свою квартиру в доме 53 по Офицерской улице, он был помещен под домашний арест. Весь Петроград был потрясен этой новостью. Что заставило Николая П принять столь непопулярное решение?

Возможно, причина была в том, что император продолжал испытывать симпатию к своему бывшему министру, уже полгода прозябавшему в тюрьме по обвинениям, в обоснованность которых Николай ни минуты не верил. Да и среди близких императору людей нашлись те, кто упрекал его за произвол в отношении Владимира Александровича. Одним из этих людей был П.А. Бадмаев, пожилой адепт тибетской медицины, специалист по лечению мужского полового бессилия85. Бадмаев, человек, близкий к Распутину, обратился к императору вскоре после ареста Сухомлинова, в письме он указывал, что вне зависимости от того, были ли выдвинутые против министра обвинения истинными или нет, он «во всяком случае был преданным и полезным вашему величеству слугой» человеком, который не заслужил такого отношения86. Вечно кипящая гневом Дума, политиканствующее гражданское общество и общественное мнение, именем которого Сухомлинов был принесен в жертву, — все это также, несомненно, склоняло императора в сторону бывшего министра. Совершенно ясно, однако, что прежде всего Сухомлинов был обязан своим освобождением вмешательству двух неожиданных заступников — Распутина и императрицы Александры Федоровны.

Их участие в судьбе Сухомлинова удивительно потому, что ни один из них никогда не отличался особенной любовью к Владимиру Александровичу или к кому-либо из его домочадцев. Распутин злился на военного министра за то, что тот когда-то отказался его принять, и открыто интриговал против него в комплоте с Червинской и Андрониковым. Что до Александры Федоровны, она, уважая Сухомлинова за преданность своему венценосному супругу, буквально не выносила Екатерину Викторовну, которую назвала в письме ноября 1914 года «весьма mauvais genre». Александра Федоровна была убеждена, что все несчастья Сухомлинова проистекли из его любовного рабства у этой грубой и напористой карьеристки, и писала Николаю в июне 1915-го, что «это его [Сухомлинова] авантюристка-жена окончательно погубила его репутацию, и за ее взятки он страдает»87.