- Кир постоянно попадает во всякие передряги, - хмуро ответил Август, - и ты тут ни при чем. Он просто обожает приключения, не может пропустить ни одно. И если их нет, начинает их себе придумывать. Проблема, которую можно было решить всего двумя звонками, для него просто стала... поводом повыпендриваться.

- Кто тебе рассказал?

- Женька. Пацифистка. Но мне интересны подробности. Если не возражаешь, я бы хотел получить их от тебя, а не через десятые руки.

Искра кивнула. Почему-то ей сейчас казалось, что она отчитывается за случившееся перед кем-то из родителей Кира.

- Когда начался шантаж?

- Позавчера. Вернее, уже позапозавчера. В понедельник. Скорее всего, именно тогда Макс и получил компромат на Кира.

- Интересно…

- Что интересно?

- Интересно, что это произошло именно в понедельник.

- В смысле?

- Да так, может, это и неважно. Просто совпадение. Так значит, в понедельник, - сказал он с неохотой. - А что за компромат?

- Фотографии. Кто-то снимал Кира в клубе с разными девушками и парнями. Сначала эти снимки прислали мне, а через несколько дней, видимо, Максу.

- И всего лишь? – Август тяжело вздохнул. - Источник, конечно же, не вычислили?

Она промолчала. Он задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

- Будь добра, пришли мне координаты твоего бывшего, где его можно найти, чем занимается и прочее.

А теперь ей казалось, что она общается с ним, как на работе: получает поручения и кивает, обязуясь все исполнить в срок. До чего же неприятно.

- Да уж… - между тем сказал Август, - как я себе и представлял, Кир наломал дров из-за какого-то пустяка. Он в своем стиле: привлек к этому массу левых, непричастных людей. О последствиях, о том, что они могут всё это разболтать направо и налево, он , конечно, не думал. Как всегда.

- Август, он искренне хотел помочь.

- Помочь вынести шкаф можно через дверь, а не через форточку, - проворчал Август и отвернулся к телевизору, давая знать, что возражений не потерпит.

- Боже, не позавидовала бы я твоей жене, - пробормотала Искра, начиная расхаживать взад и вперед под дверью. Нервы уже начали сдавать, а ведь они находились в одной комнате всего минут десять.

- Кому-кому? – переспросил Август, забыв про телевизор. В глазах его прыгали смешинки. Искру просто взбесила такая перемена в его настроении.

- Очень смешно! Он там... без сознания, а ты... – она запнулась, не зная, как описать его поведение: он не смеялся и даже не улыбался, он просто издевательски смотрел на нее и явно ожидал чего-то забавного.

- У него крепкая голова. Знаешь, сколько раз он падал со своего гребанного мотоцикла - и ничего, жив, - сказал Август спокойно, - раз уж ты с ним, привыкай, ты тут частенько будешь ночевать.

А вот это уже было похоже на иронию. Вот, мол, получи. Искра попробовала просверлить Августа его же фирменным взглядом, от которого обычно хочется куда-нибудь исчезнуть. Тот только поерзал на месте, словно устраиваясь поудобнее, но глаз не отвел.

- А ты, оказывается, бездушен не только к посторонним, - сказала Искра.

Август криво ухмыльнулся.

- Да, я вообще довольно неприятный тип, - сказал он

Похоже, ночь будет бесконечно длинной, подумала Искра. Она, наконец, сняла пальто, наплевав на то, что под ним у нее только длинная рубашка в клеточку, и села на диван в ногах у Клары. Чтобы как-то убить время и прекратить мысленно истязать себя за то, что случилось, она вынула телефон и открыла свой почтовый ящик.

Всего одно новое письмо. От него.

«Еще, говоришь?

Такое короткое слово, но такое многозначное. Чего именно ты хочешь “еще”? Я склонен понимать это так, как мне бы хотелось. Ты не возражаешь? Ведь потому ты и написала так неоднозначно, давая мне волю решать самому. Итак, я решил за тебя. Так значит, еще... Да ты и так получила уже всё, что только можно было тебе отдать. Больше – я не могу, не умею, не научен. Он – может, я – нет.

Я никогда не волновался по поводу того, насколько я нормален, согласно общепринятым нормам. Однако с недавних пор я стал задаваться таким вопросом: нормально ли – чувствовать то, что чувствую я к тебе? Как ты считаешь, нормально ли, заподозрив женщину в обмане, в измене – возжелать ее еще больше? Понимать, что налет порочности красит ее еще больше, придает ей еще больше загадочности?

И вдруг оказывается, что тебе этого мало, мало того, что я тебе пишу, что я чувствую, что сомневаюсь. Ты хочешь еще больше. Твоя ненасытность в купе с порочностью просто сводит с ума. Неужели ты действительно хочешь этого? Подумай хорошенько. Если ты придешь ко мне, то я тебя приму, ослепленный твоей игрой. Но знай, что это – не навсегда, что однажды я прозрею. И я снова вспомню о нем. И о том, как ты с ним поступила. Как мы оба поступили.

И тогда я тебя не прощу.

Еще не поздно сказать «нет».

Искра почувствовала на себе его взгляд. Она погасила телефон и отвернулась. Она поняла, что допустила огромную ошибку, написав ему ответ. Больше она этого делать не будет. Сегодня она поняла, как хрупко ее счастье. Нельзя с этим играть.

***

В семь утра им разрешили войти к Киру на одну минуту. Он лежал, окруженный со всех сторон ширмами, цвет его лица сливался с бинтами на голове, губы потрескались, глаза ввалились, скулы будто обвели грифельным карандашом. И только проступившая щетина и слабая улыбка казались знакомыми. И главное - он был жив, был в сознании.

Искра не нашла где сесть и просто опустилась на пол, прижалась щекой к его руке и прошептала:

- Боже, в следующий раз я убью тебя за такое.

- Ты всегда умела быть благодарной, - ответил Кир, улыбаясь, и посмотрел на стоявшего в стороне Августа. – Эй, и ты тут...

- Конечно. Как всегда, - сказал тот с достоинством.

- Да... все-таки, ты меня нашел, - сказал он слегка виновато. - Как там дела?

- О работе потом. Отдохни пока, все равно от тебя теперь нет никакого толку.

- Ты мог умереть, понимаешь? Больше не затевай ничего такого, пожалуйста, - взмолилась Искра. - Пусть этот придурок судится со мной до посинения, это все ерунда...

- Нет, я не мог умереть, - возразил Кир. - Если бы я умер... знаете, каким бы было последнее слово, которое я услышал перед смертью?

- Какое? – хором спросили Август и Искра.

- Пидор, - лицо Кира исказилось болезненной гримасой, - простите... не могу смеяться... очень болит голова.

- Ох, ну меня радует, что ты не отозвался на него, - хмыкнул Август, - иначе осколки выковыривали бы из твоего хорошенького лица, а не затылка.