Цель поездки Гогуйера на Бахрейн, доносил английский политический резидент Малкольм Джон Мид, состояла в том, чтобы попытаться «обзавестись там подданными Франции», и сделать их проводниками французской политики на Бахрейне. Резидент не исключал, что за спиной Гогуйра могло стоять французское правительство, заинтересованное в расшатывании позиций Англии в шейхствах Прибрежной Аравии, в том числе путем поставок оружия тамошним племенам, используя для этого возможности и связи Гогуйера (44*).

Для плотного надзора за активизировавшейся деятельностью в зоне Персидского залива русских, французов и немцев Малкольм Джон Мид находил актуальным и своевременным учреждение английских консульских постов (политических агентств) на Бахрейне и в Бендер-Аббасе. Если на Бахрейне появится штатный политический агент, писал он, то уже ничто не ускользнет там из вида Англии, и ее соперникам будет непросто открыть туда двери.

В качестве еще одной меры «по защите Бахрейна от нашествия иностранных держав» М. Мид предлагал учредить там пост карантинного доктора. Для того чтобы убедить шейха ‘Ису принять у себя такого доктора, англичанина, конечно же, направил для встречи с правителем Бахрейна своего заместителя, капитана Придо.

Шейх ‘Иса к инициативе резидента отнесся прохладно. Позже, в июне 1899 г., лейтенанту Ламберту, командиру английского военного судна «Lapwing», стало известно, что шейх ‘Иса к тому времени уже утвердил план мероприятий «по недопущению распространения чумы на Бахрейне», как эти санитарные меры именовались в изданном им указе. На деле же они обернулись для торговцев довольно серьезными трудностями, осознанно к тому же созданными для них с помощью «карантинных мер». Ведь для преодоления их они вынуждены были раскошеливаться. «Санитарные меры» приносили шейху ‘Исе от 400 до 500 рупий ежемесячно. Назначение на остров английского карантинного доктора лишило бы его этих доходов. Поэтому и отреагировал он на предложение англичан, мягко говоря, сдержанно, без энтузиазма.

В своих рапортах лейтенант Ламберт докладывал, что большое влияние на шейха ‘Ису оказывали его визирь и торговец жемчугом Мухаммад ибн ‘Абд ал-Вахаб, к мнению которых он прислушивался. Отмечал, что оба эти человека чуть ли не ежедневно встречались с Гогуйером, который находился тогда на Бахрейне, и подолгу беседовали с ним. В то же самое время, сообщал лейтенант, агент Гогуйера, араб, прибывший с ним из Маската, открыто убеждал торговцев и горожан в разговорах на рынке в том, что английский доктор им ни к чему. Во-первых, он будет «прикасаться к их женщинам». И, во-вторых, всячески потворствовать английским торговцам, создавая в то же самое время трудности с разгрузкой и погрузкой товаров в порту судам арабов.

Ссылаясь на информацию, полученную им от нештатного английского политического агента, Аги Мухаммада Рахима, сменившего на этом посту Саффара, лейтенант Ламберт информировал резидента о том, что прибыл Гогуйер на Бахрейн с позволения, если не по приглашению, самого шейха ‘Исы. Не преминул, заметить, что после встреч и бесед шейха с «пронырливым французом» получить от правителя Бахрейна ответ на тот или иной запрос, стало заметно труднее.

На основании анализа поступившей к нему информации английский политический резидент внес предложение о «срочной замене» Аги Мухаммада Рахима, нештатного английского политического агента на Бахрейне, опытным штатным служащим-англичанином. Указал, что Рахим, которому к тому времени исполнилось уже 55 лет, был не в лучшем здравии, да и отношения его с шейхом ‘Исой оставляли желать лучшего.

В июле 1899 г. английские колониальные власти в Индии сочли, что их надзор за Бахрейном едва ли можно считать удовлетворительным. Из донесений М. Мида, писал лорд Керзон, следует, что шейх ‘Иса, подпавший под влияние Гогуйера и Мухаммада ибн ал-Вахаба, не ровен час, может выскользнуть из рук Англии. И потому не лишне было бы направить на Бахрейн, на должность штатного английского политического агента, опытного офицера-администратора. Поработав там и вплотную познакомившись с «заливной тематикой», он мог бы, когда потребуется, сменить на посту резидента, полковника М. Мида.

В сентябре 1899 г. английские колониальные власти в Индии серьезно заговорили о четко обозначившихся, на их взгляд, угрозах политическим и экономическим интересам Англии в Персидском заливе со стороны России, Франции и Германии. Пришли к мнению о необходимости усиления контроля Англии над подвластными ей землями арабов в Прибрежной Аравии, в том числе над Бахрейном. Должного «политического присутствия» Англии на Бахрейне требовал, как они считали, и «коммерческий потенциал» удела рода Аль Халифа, роль и место Бахрейна в торговле края. Из справочных материалов, поступавших от резидента, следовало, что ввоз Бахрейна увеличился с 2 229 177 рупий в 1878 г. до 8 827 650 рупий в 1899 г., а вывоз — с 2 181 995 рупий до 7 940 880 рупий соответственно.

Под должным политическим присутствием Англии на Бахрейне имелось в виду назначение туда штатного политического агента-англичанина — для оказания шейху консультативных, как подчеркивалось, услуг и воспрепятствования проникновению на Бахрейн других держав. В помощь агенту-англичанину планировалось придать, на основании соответствующего предложения резидента, секретаря со знанием арабского языка.

Первым штатным английским политическим агентом на Бахрейне стал капитан Джон Калькотт Гаскин, служивший помощником английского политического резидента в Персидском заливе (45). Надо сказать, что сам резидент (М. Мид) отрицательно отнесся к намерению английских колониальных властей в Индии назначить политическим агентом на Бахрейн его помощника; отзывался о нем как о человеке, «предрасположенном к интригам», и, что не менее важно, «недолюбливаемом шейхом».

Однако 18 января 1900 г. в Бушир неожиданно прибыл нештатный агент, Ага Мухаммад Рахим. Он был сильно болен, и нуждался в длительной госпитализации. В складывавшихся обстоятельствах единственным подготовленным сотрудником, находившимся под рукой у резидента, который смог бы заменить тяжелобольного Агу, являлся Гаскин. Так и состоялось его назначение на должность штатного политического агента на Бахрейн, но с оговоркой — на время, до приискания другой кандидатуры.

Медлить с решением данного вопроса англичанам не позволяла и складывавшаяся в том районе обстановка. Начиная с 1897 г., они с повышенным вниманием и настороженностью наблюдали за деятельностью в Персидском заливе новоявленных конкурентов — России, Франции и Германии. Что касается конкретно России, доносили наши дипломаты, то настоящим шоком для бриттов стало появление в водах Персидского залива первого русского боевого корабля — канонерской лодки «Гиляк» (1900). Цель похода «Гиляка» сводилась к тому, как ее сформулировал управляющий Внешнеполитическим ведомством России Владимир Николаевич Ламздорф в письме на имя управляющего Морским ведомством Павла Петровича Тыртова (23.10.1899), чтобы «появлением русского флага в Персидском заливе указать англичанам… что мы считаем воды этого залива вполне доступными плаванию судов всех наций». Миссия военной дипломатии «Гиляка», наделавшая много шума в Лондоне, состояла в том, как явствует из документов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), чтобы показать, что Россия не приемлет стремления британского правительства к тому, чтобы обратить Персидский залив в «закрытое море, входящее в сферу исключительных интересов Англии». Заходом «Гиляка» в Персидский залив имелось также в виду «произвести известное нравственное впечатление на население обоих побережий» — продемонстрировать арабам и персам отсутствие у России каких-либо агрессивных замыслов и помыслов насчет территориальных приобретений (45*).