Надо просто отменить это всё. Сделать так, будто никакой Охоты не было. И тогда как будто бы меня не будет тоже, не будет ни дороги, ни следов, и никто никогда меня не найдёт, и никто никогда меня не увидит, и всё то, что должно было быть твёрдым, станет несбывшимся.

У меня должно получиться.

У меня не может не получиться.

— Поразительно. Просто поразительно! — сказал мастер Ламба и захлопал в ладоши. — У вас, очевидно, природное чутьё к материалам! И что же было дальше?

— Перебралась через реку. Нашла попутку. Как-то так.

— Поразительно, — снова повторил мастер и надолго замолчал, уткнувшись в мои рисунки.

Когда я сбежала, я была здорово не в себе. Всё внутри дрожало то ли от страха, то ли от предвкушения, то ли от чего-то ещё; я и помню это время не как связную историю или кинофильм, а как набор беспорядочных смазанных кадров. И первый свой артефакт я делала так же: суетливо, бездумно.

Счастье ещё, что не покалечилась.

Ламба сказал: «чутьё», — но по правде, тогда в моём изделии было куда больше случая, чем чутья. И слова я слепила как придётся, и в глагольных формах натворила ерунды, и на окаменелое дерево повесила как морок не запах даже, а неуклюжее его подобие. Но случилось, как случилось, и получилось, как получилось.

Рассказывая, я набросала на листах каких-то углов, каких-то схем, и теперь мастер разглядывал их, выложив пенсне на стол и практически уткнувшись носом в бумагу. Потом запрокинул голову к потолку, прикрыл глаза и сидел так, о чём-то размышляя. Потом сел ровнее и упёрся взглядом в стену, перебирая пальцами какие-то невидимые узлы.

— Можно мне всё-таки чаю? — неуверенно спросила я.

Но мастер только махнул мне рукой куда-то в сторону шкафа.

Так мы и сидели: он пересчитывал что-то в своём воображении, а я подпёрла подбородок кулаком и наблюдала за одинокой, невесть как дожившей до глубокой зимы мухой, жужжащей под светильником.

Наконец, мастер Ламба просветлел лицом, откинул листы и, подпрыгивая на каждом шагу, двинулся к объёмному ящику со свёрнутыми тугими рулонами чертежами.

— Я думала, вы работаете на Сыск, — вежливо сказала я, чтобы сказать хоть что-нибудь.

— Работаю, — рассеянно подтвердил Ламба, по пояс закопавшись в ящик.

— Но, получается, вы работаете на Службу Шестой Волчьей Советницы?

— Работаю, — кивнул мастер. — Ага!

Его чертежи, конечно, не шли ни в какое сравнение с моими нуклюжими каракулями. Ламба явно рисовал от руки и наскоро, но вышло так ясно и чётко, как мне и ради дипломного проекта вряд ли удастся. Дугу между рутиловым кварцем и содалитом, нарушающую принципы Гиньяри, он прокрасил красными чернилами.

— Совершенно потрясающая вещь, — восхищался мастер Ламба, прижимая чертёж к столу магнитами. — Интереснейшая придумка! Исключительно нерабочая, но идея поразительно красивая!

Я нахмурилась.

— Нерабочая?

— Ну, конечно же, — Ламба, всё так же жизнерадостно улыбаясь, раскатал поверх схемы лист кальки с пометками. — Однако, если демонтировать здесь… переставить… добавить угол сюда… и вот так… возможно, получилось бы кое-что интересное. Шикарная, невероятно шикарная задумка!

Пометками был исчёркан весь чертёж, и от изначальной схемы оставалось нетронутым примерно ничего. Решение мастера было заметно более лаконичным, дуга была многократно усилена, а большая часть других материалов — вовсе выкинута. По схеме я затруднялась даже толком сказать, что из неё получится и получится ли хоть что-нибудь.

— Подождите, — запротестовала я. — Но мой артефакт работает!

Мастер Ламба, всё так же скрючившись над чертежами, протянул мне раскрытую ладонь, будто предлагая вложить в неё что-то. Я недоумённо моргнула.

— У вас имеется свидетельство о верифицированном эксперименте? — доброжелательно уточнил он, взгромоздившись на стул с ногами.

— Н-нет.

— О! — мастер Ламба поднял указательный палец вверх, будто грозя потолку. — Ну вот видите.

Я не нашла, что сказать, и мастер, смилостившись, пояснил:

— Если не было эксперимента, как же можно считать, будто изделие рабочее?

— Я шесть лет им пользовалась!

— И что же теперь? Некоторые люди годами носят бусы из подделки под бирюзу, это ведь не делает её натуральной!

— Но моя пара…

— Молодой дурачок.

— Но лисы…

— Не слишком старались.

— Но Вердал…

— Могло быть и что-то другое.

— Но я и сама…

— Самообман.

— Но вы же сказали!..

Только теперь мастер Ламба поднял на меня глаза.

— Идея совершенно потрясающая. Просто восхитительная! Немного работы, кое-какие исправления, и получится настоящее чудо!

— Он работает уже сейчас!

Ламба прищурился, что особенно странно выглядело на его безбровом лицо:

— А хотите эксперимент?

— Моё дело маленькое, — бубнил мастер Ламба, любовно потирая панель управления видеонаблюдением, — чтобы всё получалось по науке!

Весть об эксперименте каким-то образом разлетелась по всей резиденции, и среди служащих неожиданно обнаружилась пара десятков заинтересованных наблюдателей. Из них же набрали участников, а в качестве полигона Летлима выделила целый бункерный этаж.

Мастер Ламба всё ворчал, что-де дизайн эксперимента довольно сомнительный и не гарантирует прозрачности, и что его потребуется в дальнейшем уточнить и повторить в более контролируемых условиях, но для «целей оперативной проверки» признал его годным. Из патрульных пригласили пару любопытных лис: седовласую смешливую даму и молоденького парня с редкими усами. Их назначили охотниками. Прятаться от них в бункере должны были один двоедушник без какой-либо защиты и другой, со стандартными маскировочными амулетами, а мне и добровольцу полагалось опробовать артефакт. Для простоты всех «жертв» набрали из некрупных млекопитающих.

Бункер был большущий, состоял из множества комнат и был беспорядочно заставлен какими-то коробками, ящиками и мебелью. Там была целая комната стульев и внушительная пирамида из матрасов, а соединялись помещения хаотично, множеством сквозных проходов и дверей. В детстве я бы удавилась за такой простор для пряток, но взрослой мне это всё казалось совсем не таким весёлым.

— Ты действительно планируешь убегать от лисы? — шёпотом спросил Арден, подобравшийся ко мне со спины.

Артефакторы тем временем спорили, можно ли как-то исключить влияние на поиск шумов, запаха одежды и удачи, и не нужно ли чётко определить для каждого «беглеца» точное место, где он должен прятаться. Холл гомонил предвкушением чего-то забавного.