В эту страшную минуту весны 1664 года все взоры и все мысли были обращены на Венгрию. Опасность была очевидной, но об этом не думал ни один из тех, кто гнался по следам графини де Монлюсон: в погоню за ней скакали ревность, ненависть, честолюбие, преданность, любовь, предательство, все демоны и все ангелы, каких только может вместить в себе сердце человеческое.

Капитан д’Арпальер, граф де Шиври, граф де Монтестрюк, маркиз де Сент-Эллис, и с ними Карпилло, Коклико, Кадур — все они скакали в одну и ту же сторону, рассыпая золото полными пригоршнями, загоняя лошадей, с криками и проклятиями. Одни выехали из Меца, другие из Парижа. Один раз павшая от истощения лошадь остановила маркиза де Сент-Эллиса, в другой раз выступившая из берегов река остановила Монтестрюка; как-то вечером граф де Шиври заблудился в лесу; следующей ночью капитан д’Арпальер попал в такой густой туман, что сбился с дороги.

Орфиза, уверенная, что приедет в Вену раньше Монтестрюка, задержанного в Меце при графе де Колиньи, не очень спешила. Она с самого начала хотела остановиться в Зальцбурге: один из ее родственников, бывавший в дальних походах, говорил ей, что в этом городе очень много любопытного. Притом же и тетке ее, маркизе д’Юрсель, нужно было отдохнуть. Орфиза выбрала себе комнаты в лучшей гостинице и поселилась в них.

Эта остановка дала графу де Шиври возможность догнать свою кузину. Орфиза была немного удивлена, увидев его в Зальцбурге, и сначала вообразила себе, что он явился только затем, чтобы помешать ее романтическому путешествию.

— Если вы в самом деле за этим приехали, — сказала она ему прямо и свысока, — то прошу вас избавить меня от всяких увещеваний: я вас все равно не послушаю.

— Как! Неужели вы думаете, что я стану отговаривать вас от поездки в Вену, где теперь в полном сборе весь цвет германского дворянства, и от поклонения мощам святого Стефана? Сохрани Боже! Не считаете ли вы уж меня неверующим! Напротив, смелость вашего примера подействовала и на меня. И мне тоже захотелось побывать в Венгрии… Только я решил вместе с вами въехать в столицу Австрии.

Цезарь повернулся к маркизе д’Юрсель и с самой милой улыбкой сказал ей:

— Две дамы, путешествующие одни, нуждаются в кавалере.

Эти слова окончательно смягчили Орфизу.

— Если так, — ответила она, — то мы соглашаемся допустить вас в наше общество.

— Вот ты и в крепости, — сказал графу позже шевалье де Лудеак, — для начала очень недурно. Теперь нам остается только ждать помощи от случая, чтобы крепость эта капитулировала.

Помощь эту, на которую Лудеак и Шиври рассчитывали, должен был привезти им капитан д’Арпальер, за которым послали в Мец Карпилло. Недолго пришлось им дожидаться. Наконец в один из вечеров капитан, весь в грязи, появился перед Цезарем и Лудеаком.

— Наконец-то! — воскликнул Лудеак. — Я уж начинал бояться…

— Чего? — перебил его капитан. — Что я не приеду? Плохо же вы меня знаете, если могли подумать такое!..

— Вам известно, — сказал Цезарь, поспешивший поблагодарить капитана за усердие, — что мы должны быть каждую минуту готовы ехать дальше: прихоть графини де Монлюсон — закон для всех нас…

— А прихоти возникают у графини де Монлюсон всегда внезапно, — прибавил Лудеак.

— Ну а если мы выедем так неожиданно, — продолжал Шиври, — то первый же переезд приведет нас в местность гористую, усеянную ущельями, где так легко встретить кого-нибудь совершенно нечаянно…

— Если я хорошо вас понял, — сказал капитан, — то вы желаете, чтобы я был готов действовать быстро?..

— При графине де Монлюсон есть три или четыре лакея, хорошо вооруженных и очень храбрых: с ними придется, вероятно, и подраться.

— Со мной будут люди. Но есть еще одна вещь, которой вы не знаете и которой, однако же, пренебрегать не следует: к графине де Монлюсон спешат на помощь… О! Успокойтесь, это женщина… принцесса Мамиани.

Лудеак встревожился. Откуда она едет? С какой целью? С кем? Капитан рассказал во всех подробностях про свою неожиданную встречу с Паскалино у ворот Меца.

— Паскалино уже не в состоянии помешать нам, — прибавил он, — а что касается принцессы, то я не знаю, что она замышляет, но во всяком случае благоразумие требует, чтобы мы не теряли напрасно времени… завтра до восхода солнца я наберу себе отряд…

В сумерки капитан д’Арпальер и Карпилло отправились по кабакам Зальцбурга вербовать разных бездельников.

— Рыбаки, — изрек капитан, — закидывают обыкновенно удочку в мутную воду, а нашей дичи мы наловим быстрее всего в таких притонах, где бьют больше посуды…

Оба сообщника скоро пришли в глухую часть города, где по трущобам кишел всякий сброд. Внимание их привлек хор пьяных голосов, доносившихся из одной пивоварни на площади.

— Войдем-ка сюда, — сказал капитан.

Карпилло толкнул дверь, и они уселись перед столом, на который служанка скоро поставила два больших стакана и кружку пива. Вокруг них в облаках дыма шумела целая толпа народа, одетого в самые разнообразные костюмы…

Капитан вынул из кармана кошелек и с силой бросил его на стол; раздавшийся звон привлек внимание всего общества. Человек десять привстали с мест, десять пар рук оперлись на столы, и десять пар блестящих хищных глаз жадно впились в тяжелый кошелек.

Встав во весь свой огромный рост, капитан сильно хлопнул ладонью по столу и крикнул громким голосом:

— Нет ли среди вас храбрых солдат, которые не прочь заработать денег из этого кошелька? Кто хочет, выходи вперед!..

Человек двадцать перепрыгнули через скамейки и, опрокидывая кружки и стаканы, бросились к столу, крича:

— Я хочу! И я! И я!

Великан с целым лесом остриженных как щетка волос над низким лбом раздвинул соседей и протянул руку, как тигр лапу. Но, как ни быстро было его движение, капитан, зорко следивший за происходящим своими рысьими глазами, опередил великана и, схватив его руку, сдавил ее так сильно, что тот вскрикнул от боли.

— Пойми хорошенько, — сказал капитан, — давать я даю, но красть у себя никому не позволяю.

Он выпустил руку великана, открыл кошелек, вынул золотой и, положив его в онемевшую руку, объявил:

— Тебя я возьму, но с одним условием — чтобы ты слушался.

— Десять тысяч чертей! — отвечал великан, ощупывая свою руку. — Да за таким капитаном я пойду, куда он прикажет!

Вся толпа почтительно поклонилась; те, кто был поближе, сняли даже шапки.

— Приказывайте, мы будем слушаться.

Высокий худой человек с лукавым выражением лица выступил из толпы.

— Я парижанин, меня зовут Пемпренель, — сказал он. — Я принимаю ваше предложение, но прибавлю только одно условие: где бы мы ни очутились, чтобы повсюду было порядочное вино.

Капитан опять встал и, окинув взглядом толпу, указал пальцем на тех, кто показался ему сильней и решительней.